Пепел наших костров

Антонов Антон Станиславович

Караванщик не преминул сам настучать Варягу, что мол его соглядатаи, как только начались дачи и фермы, сразу начисто забросили службу и не пропускали ни одной встречной юбки. Впрочем, у многих дачных девушек никаких юбок не было, а у некоторых вообще ничего не было – вокруг Порта Неприкаянных Душ нравы традиционно вольные, даже несмотря на набеги киднепперов.

Варяг охотно поверил в эту историю, тем более, что все так и было, и принял соломоново решение никого не наказывать и отправку пленника не задерживать, однако еще раз предупредил всех от Караванщика

и до последнего приблудного пацана, что они головой отвечают за сохранность пленного.

После этого притащили Гарина, который был даже не в маске, а с наглухо забинтованной головой. От подбородка до макушки сплошные бинты, только нос открыт, а рот, очевидно, заклеен под бинтами изолентой, потому что пленник мог только мычать.

– А как его кормить? – спросил Караванщик.

– А никак, – ответил Варяг. – Дорога недлинная, не помрет. Тем более, у врача есть глюкоза в ампулах.

«Знаем, какая у него глюкоза», – подумал Караванщик. Он заранее предполагал, что Варяг посадит Гарина на иглу, и теперь понял, что так оно и есть.

Раньше этого бы хватило, чтобы полностью подчинить себе президента Экумены. В обмен на наркотики он стал бы отдавать любые приказы.

Но недавно в джунглях нашли древесный гриб-мутант, который начисто забивает все остальные наркотики, устраняет ломку, а сам, между тем, не вызывает привыкания.

То есть абсолютно.

Таким образом, отпускать Гарина, будь он хоть трижды на игле, все равно нельзя.

Этим грибом его вылечат за неделю. А подчиняться его приказам, отданным из другого места, остальные правители Экумены станут лишь в том случае, если поддадутся на шантаж.

А они пока не поддаются, и Варяг решил испробовать новый метод. Пусть Гарин поработает на плантациях Балуева вместе с другими рабами, голый под палящим солнцем и ударами кнута. И все это будет запечатлено на фото- и видеопленку, и пусть соратники полюбуются. Может, это пробудит в них сострадание.

Везти Гарина в Шамбалу решили сушей. Привязали к носилкам и понесли. Носилки окружали боевики Варяга, дальше спереди, сзади и по бокам следовала караванная охрана, а потом уже все остальные, которых стало теперь еще больше.

Когда караван углубился в джунгли бандитской территории и стукачи расслабились, люди Гюрзы решились поговорить с Караванщиком еще раз. Они поспешили предостеречь его от попыток перехватить Гарина на марше и более чем прозрачно намекнули, что лучше это сделать на плантации. Конечно, там тоже будет крепкая охрана – но, пожалуй, не крепче, чем была у президента Экумены до похищения.

Подробнее обсудить эту идею решили позже, когда рядом вообще не будет стукачей и соглядатаев.

А тем временем в Белом Таборе Шорохов и Игнатов так и не дождались возвращения своего элитного отряда из Шамбалы. Примчался в Белый Табор только один гонец, который сообщил, что Гарин теперь тоже в Шамбале, так что возвращаться нет смысла. Наоборот, надо послать туда подмогу и как можно скорее.

74

– Аллилуйя, аллилуйя, слава тебе, Боже, – пел хор в полном соответствии со староверческим каноном, и многие из поющих даже не подозревали, что триста лет назад люди убивали друг друга и сжигали сами себя только потому, что никак не могли решить, сколько раз надо петь «аллилуйя» в этой фразе – дважды или трижды.

То, что люди с тем же примерно азартом убивали друг друга сейчас, было понятнее.

Они делили золото, сферы влияния и власть – а это вещи куда более весомые, чем какие-то молитвенные заклинания.

Однако мудрый человек Владимир Востоков, который молча созерцал литургию под открытым небом, склонялся к мысли, что новые религиозные войны уже не за горами.

Раз уж вовсю восстанавливается рабовладение, то значит, регресс зашел достаточно далеко и до следующего шага рукой подать.

Сначала православные передерутся с иноверцами и сектантами, а потом начнут делить Бога среди себя. Патриархия и староверческое архиепископство и так уже на ножах, потому что Таборский епископ Арсений успешно переманивает к себе московских священников, но это еще полбеды. Со священниками ведь уходит в раскол и паства, и уже раздаются голоса о том, чтобы избрать Арсения новым патриархом.

Больше половины москвичей прочно осело за городом в дачной зоне, а из них больше половины считают самым достойным пастырем и защитником веры именно Арсения, не вдаваясь в подробности вероучения и обряда.

Понятно, что в Чистом переулке это вызывает законное раздражение. Там готовят собор для избрания своего патриарха и уже близки к тому, чтобы объявить староверие ересью и заново провозгласить анафему раскольникам, как это уже было в 17-м веке.

Анафему эту отменили архиереи-обновленцы после Октябрьской революции, и в 70-е годы кавалер ордена Трудового Красного Знамени патриарх Московский и Всея Руси Пимен подтвердил, что старые обряды столь же православны и спасительны, как и новые, никонианские.

Но теперь дело другое. Видя, какую власть взял себе епископ Арсений в Белом Таборе, никониане тоже хотят воспользоваться смутой. Так что если религиозная война действительно разразится, то это будет война за власть.

В конечном счете все войны происходят либо из-за власти, либо из-за денег. А чаще – из-за того и другого сразу.

Но в поместье Александра Сергеевича Стихотворца ничто не напоминало о войне, о вражде, о крови и о смуте. Здесь чинно, мирно и благолепно освящали построенную в удивительно короткий срок церковь святого Сергия Радонежского.

Народу собралось много. К удивлению Стихотворца, в его поместье каждый день приходили какие-то люди, испрашивающие разрешения осесть на его земле. Хотели они, правда, быть не крепостными, а вольными хлебопашцами, но Стихотворцу и это было в радость – ведь все они готовы были платить оброк, умножая богатство помещика.

А с крепостными была беда – особенно с девками, которые по примеру Жанны Девственницы одна за другой принимали постриг в скиту.

Когда отец Серафим постригал в монахини саму Жанну, он сказал ей: