Шрифт:
Моим сокурсникам по академии
Вилла-Мария в этот особый год,
отдельный поклон с любовью и уважением
Джоан Лэмотт Най, Джун Лэнгрэн
Крэбтри, Марджори Лэшли Квиндэн,
Джоан Моллой Хоффман
и памяти Дороти Байбл Дэвис
Не усыпайте могилу ее
Бутонами роз, так ею прежде любимыми.
Ни ароматом, ни прелестью их
Ей не дано теперь насладиться.
Он
Он все еще любит ее? Или ненавидит? Он и сам толком не понимал. Она была такой красивой… Блестящие насмешливые глаза, копна темных волос, губы, которые так призывно улыбались и так легко надувались, словно у ребенка, которому отказали в сладком.
В его воспоминаниях Сьюзан навсегда осталась такой, какой была в последнюю минуту жизни: поддразнивала его, а потом отвернулась.
И вот теперь, почти одиннадцать лет спустя, эта Кэрри Макграт тревожит Сьюзан, не дает ей покоиться с миром. Вопросы, снова какие-то вопросы. Просто невыносимо. Ее необходимо остановить.
Пусть мертвые хоронят мертвых, а… Старая поговорка, подумал он, но очень правильная. Макграт нужно остановить. Любой ценой.
Среда, 11 октября
Кэрри огладила юбку темно-зеленого костюма, поправила тонкую золотую цепочку на шее и пробежалась пальцами по пепельным волосам, спадающим до плеч. После обеда она металась как сумасшедшая. В половине третьего ушла из зала суда, забрала Робин из школы, проехала по забитой 17-й и 4-й автостраде через мост Джорджа Вашингтона в Манхэттен и наконец добралась до врача, едва успев к четырем часам, когда Робин был назначен прием.
После этой безумной гонки Кэрри была способна только сидеть и ждать, когда их вызовут в кабинет. Ей хотелось побыть с Робин, пока девочке снимают швы, однако медсестра была непреклонна: доктор Смит никому не разрешает присутствовать на процедурах.
— Но Робин всего десять! — запротестовала Кэрри, но тут же умолкла. Надо благодарить бога, что после несчастного случая им повезло попасть к доктору Смиту. Медсестры в больнице «Сен-Люк Рузвельт» заверили ее, что он великолепный пластический хирург, а врач из «скорой помощи» назвал его волшебником.
Вспоминая тот день неделю назад, Кэрри поняла, что еще не оправилась от потрясения. Тогда она допоздна задержалась в суде Хакенсека, готовила материалы по делу об убийстве, на котором выступала обвинителем, воспользовавшись тем, что отец Робин, ее бывший муж Боб Кинеллен, неожиданно пригласил дочь в цирк, а потом на ужин.
В половине седьмого затрезвонил телефон. Звонил Боб. Произошел несчастный случай, на выезде с парковки в его «ягуар» врезался фургон, и осколки стекла поранили Робин лицо. Ее срочно отвезли в «Сен-Люк Рузвельт» и вызвали пластического хирурга. Больше ранений у девочки нет, ее уже осмотрели.
Кэрри встряхнула головой, прогоняя ужасные воспоминания о том, как в ужасе мчалась в Нью-Йорк. Ее душили
Когда она приехала, Робин уже отвезли в операционную, и Кэрри пришлось дожидаться в приемной. Боб был рядом с ней. И не рядом. Кэрри до сих пор испытывала огромное облегчение, вспоминая, как к ней подошел доктор Смит и успокаивающе произнес:
— К счастью, порезы неглубокие, шрамов не останется. Приведите ее ко мне через неделю.
Робин быстро пришла в себя и пропустила в школе всего два дня. Она даже немного гордилась своими повязками и только сегодня, по пути к врачу, со страхом спросила:
— Со мной ведь все будет нормально, мама? Шрамов правда не останется?
Робин была красивой девочкой: изящный овал лица, высокий лоб, тонкие черты, большие синие глаза. Копия отца. Кэрри стала уверять ее, что все будет хорошо, а заодно — и саму себя.
Чтобы отвлечься, Кэрри оглядела приемную. Со вкусом обставленная комната, несколько диванов, кресла, обивка в мелкий цветочек. Приглушенный свет, роскошные ковры.
Среди ожидавших вызова пациентов была женщина лет сорока или чуть больше, с перевязанным носом. Еще одна, немножко испуганная, доверительно делилась со своей привлекательной спутницей:
— Теперь я рада, что ты заставила меня прийти. Ты просто потрясающе выглядишь.
И правда, мысленно согласилась Кэрри, доставая из сумочки пудреницу. Щелкнув крышкой, посмотрела на себя в зеркальце и решила, что сейчас выглядит в точности на свои тридцать шесть. Она знала, что многие считают ее красивой, но все равно переживала из-за внешности. Кэрри провела пуховкой по переносице, стараясь замаскировать противные веснушки, внимательно изучила глаза и решила, что, когда она такая усталая, их светло-карий цвет тускнеет. Она заправила за ухо прядь волос и, со вздохом захлопнув пудреницу, пригладила челку, нуждавшуюся в стрижке.
Кэрри тревожно уставилась на дверь кабинета.
Неужели нужно столько времени, чтобы снять швы, недоумевала она. Может, возникли осложнения?
Через минуту дверь распахнулась, и Кэрри с надеждой поднялась. Однако вышла не Робин, а женщина лет двадцати с небольшим. Ее броское красивое лицо обрамляли пышные темные волосы.
Интересно, она всегда так роскошно выглядит? — размышляла Кэрри, изучая высокие скулы женщины, ее прямой нос, пухлые, четко очерченные губы, большие блестящие глаза, брови вразлет.
Будто почувствовав, что на нее смотрят, женщина недоуменно взглянула на Кэрри.
У той перехватило дыхание. Она явно знала эту женщину. Кэрри сглотнула: во рту внезапно пересохло. Она уже видела это лицо…
Когда красавица скрылась, Кэрри подошла к секретарю и спросила, как зовут даму, которая вышла из кабинета, объяснив, что ей показалось, будто они знакомы.
Однако имя — Барбара Томпкинс — ничего ей не сказало. Наверное, показалось, решила Кэрри. Но стоило ей вернуться в свое кресло, как у нее возникло сильное ощущение дежавю. Настолько пронзительное, что Кэрри вздрогнула, словно от озноба.