Пепел в песочнице
Шрифт:
— Себастьян! Ты расстроен чем-то?
— Нет, Анна. Нет. Пока ты рядом — у меня все хорошо.
Они незаметно дошли до другого конца парка. Машины с охраной не было видно.
— А мне показалось, что у тебя неприятности.
Она впервые возразила ему. Себастьян снял очки, протер их платком, и еще раз посмотрел на нее.
— Не бери в голову. Со всеми неприятностями, я разберусь сам. Такой уж я человек.
— Нет. — Она мотнула головой, от чего ее очаровательные
Ну, вот и все. Ее голосок изменился незаметно, неуловимо. Что-то добавилось в интонациях, что-то пропало. Непонятно что. Но стало ясно, что с ним говорит сила.
— И какая помощь может мне понадобиться?
— Тебе нужно где-то скрыться. В таком месте, где никто бы тебя не нашел. Где бы ты мог жить.
Она говорила совершенно серьезно. Это было предложение.
— А что взамен?
— Информация.
Ну, да. А что еще можно с него взять сейчас? Акции? Деньги? Не смешите меня. Только информация. Но какая страна может предоставить убежище от Сети? Проникающей повсюду, вездесущей, всевластной, незримой?
— Вас случайно не Наташей зовут?
— Нет. Меня зовут Оля. А вот его, — Оля показала на телохранителя-японца, — Ибрагимом. Мы готовы вас вывезти сейчас же. Только скажите «да».
— А вы будете меня навещать Оля? В моей новой обители?
— Да.
— Тогда пойдемте.
Он закутался в плащ и пошагал за Ольгой. В будущее, которого кое у кого не будет. Он уж постарается. Горечь поражения неожиданно преобразилась в горечь свободы. Он теперь понимал этот вкус — свобода тоже горька, но горечь у нее совсем другая — высокая. С примесью неба и ветра. И еще свобода соленая. Этот вкус он помнил с детства. Это был вкус слез.
— Кто у нас еще завтра будет?
На даче у Ивана Александровича под Архангельском было жарко натоплено. За окном по вечернему блестел снег. Из сугроба на подоконнике торчали горлышки бутылок — завтра новый год. Ангелка с детьми уже спали в отведенной для них комнате на втором этаже. Семья Ивана Александровича должна была приехать вместе с другими гостями только завтра утром. Поэтому мужчины имели возможность спокойно посидеть перед камином, наслаждаясь теплом и коньяком.
— Ну, мои приедут с внуками, Арчер и Дженнифер с сыном, Ибрагим с женой и сыном приедет. Коновалец вроде обещал.
— Оля тоже будет?
— Нервничаешь?
— Просто волнуюсь немного.
— Все наладится.
Максим глотнул коньяка.
— Иван Александрович. Я вот все думаю об одной
— О какой?
— Список Макарова — неполный. На самом деле, я об этом подумал в первый раз тогда, когда наши год назад приехали в Сосницы и никого там не застали, кроме коробок от детского питания в мусорном бачке. Куда и зачем они могли уехать?
— Ну?
— А потом я подумал немного и вспомнил одну вещь — наша фирма тоже занималась скупкой патентов и разработками в областях связанных с радиацией. При этом в данный момент это чуть ли не единственная в мире фирма, которая владеет ими на законных основаниях — ведь собственность фирм из списка Макарова конфискована в пользу ООН. А учитывая, что сейчас происходит в мире, то это означает — в нашу пользу.
— Так. И что же?
— Мне кажется, что Юрий Сергеич был в игре. Был посвящен в проект Кира. Тем более, что ООО «Инновационные разработки» получали инвестиции, в том числе и от структур связанных с проектом Кира. Что бы сделал здравомыслящий человек, будучи главой какой-нибудь разведки? Например, русской? Знай, он об этом проекте, но будучи не в силах противостоять ему прямо? Он внедрил бы в него своего человека и в нужный момент утопил бы всю сеть, оставив свою ячейку на плаву. Чистая выгода. Главное, что человек должен быть несомненным патриотом — почти фанатиком и одновременно профессионалом.
— Я бы на твоем месте никому об этом не рассказывал. Особенно Арчеру и Дженнифер. Да вообще — никому.
— Я вот думаю: где сейчас Юрий Сергеич?
— В раю или в аду?
— Нет. Есть только два места на свете, где может скрыться человек с такой интересной биографией: Латинская Америка и Сибирь. Я вот считаю, что Юрий Сергеич — патриот. Почти фанатик. А вы?
— Твою внучку покусала мошка. У нее все лицо и руки опухли. Почему мы не уехали в Аргентину? У нас ведь была такая возможность! Почему Ханты-Мансийск? Да еще и не сам города, а какая-то глушь? Почему простым участковым?
— Ну, не люблю я сомбреро и гитары. И потом, разве змеи лучше мошки?
— Нет! Просто ты всегда любил делать людям гадости. Сейчас ничего подходящего не подворачивается, и ты тренируешься на собственной семье.
— Вот тут ты не права. Семья для меня — святое. У нас есть что поесть-то? Я есть хочу.
— Ох. Сомбреро он не любит. Окрошка есть. Будешь? И курица холодная.
Женщина сильным движением уже дрябловатых рук выгребла из печи золу и выбросила содержимое совка за на мгновение приоткрытое окно. Под окном она выращивала цветы. А цветам полезен пепел.