Пепел звезд
Шрифт:
Он взял ее руку и принялся закапывать в мягкий песок.
– Ты умная девочка. Сколько тебе лет?
– Двадцать пять.
– В самом деле? – он изумленно приподнял брови. – Я думал, не больше двадцати. Ты такая… хрупкая…
– А я уже старушка, по меркам «новых русских», – рассмеялась Марина. – Разочаровала?
– Что ты думаешь обо мне? – спросил он вдруг, пристально глядя ей в глаза.
– Надеюсь, – сказала Марина, что ты не сутенер, не торговец наркотиками и не киллер.
– Нет, я не исполнитель. – Он принялся рисовать пальцем на песке ломаные линии. – Но я тот, кто стоит над ними. Так
– Вот именно это я и думала.
– Тебя это не пугает?
Марина пожала плечами.
– Меня уже давно ничто не пугает.
Он медленно провел ладонью по ее волосам.
– Ты совсем не знаешь своих родителей?
Она покачала головой, высвобождая руку из песчаной западни.
– Я подкидыш. Меня нашли у дверей Дома малютка в субботу утром. Поэтому и дали фамилию Субботина. Спасибо, что имя нормальное записали. А то у нас в детском доме была девочка, Эсмеральда Сидорова, представляешь?
– А мои родители были алкоголиками, – помолчав, сказал Антон. – Трезвыми их не помню. Отец посылал нас с сестрой за деньгами на бутылку. Не достанешь – домой не возвращайся. Избивал до полусмерти. Мне тогда лет семь было, Катьке – пять. Воровали, конечно. Потом к компании старших прибились. В милицию заметут – я малолетка, что взять? Потом сестра умерла, от дифтерии. Все думали – ангина, сама пройдет. Тогда я от них ушел. И пошло-поехало… Ты – молодец, что нашла в себе силы стать нормальным человеком. Не сломалась…
В какой-то момент Марине показалось, что в его взгляде промелькнула грустная нежность.
– Как ты решила стать гримером?
– Пожалуй, профессия меня выбрала. Всегда раскрашивала девчонок в детдоме. Потом, когда мне было двенадцать, мои подружки, они постарше были, нашли заработок. Ходили на площадь трех вокзалов. Вдвоем, без меня. А я им макияж перед работой накладывала… Однажды Вика ушла с клиентом и не вернулась. Через неделю нашли. В каком-то тоннеле… Мужик оказался настоящим психом, так ее изуродовал… Когда тело опознавали, директор чуть в обморок не грохнулся. А, как в себя пришел, заявил, у детдома денег нет, чтобы Вику в порядок привести. Хоронить в закрытом гробу. Ребята стали возмущаться, все проститься хотели по-человечески. Столько лет вместе… Взяла я тогда Викину косметичку и цепочку золотую – все, что у нее было. Прихожу в морг вечером. Там парень сидит, санитар или сторож, хрен его знает… Морда – во. Говорю: так, мол, и так, хочу загримировать подругу. Он: «Не положено». Я ему: «Может, договоримся?» Он отвечает: «Что с тебя возьмешь?» Я намекнула, что кое-что умею… Глазки у него заблестели. Махнул рукой: «Заходи.» И стоит, смотрит. Стала я цепку надевать, а этот ублюдок увидел и отнял. Ей, мол, уже не пригодится.
Плохо помню, что дальше было. После как дурнота накатила… Этот, морда, говорит: «С непривычки. На, спиртику глотни. И – на колени…»
Зато все сказали, что лежала Вика, как живая…
Марина отвела взгляд от ласковой лазурной глади.
– Никогда прежде об этом ни с кем не говорила.
– Я тоже, – сказал Антон.
Марина откинулась на спину, в ее глазах отразилось ярко-синее небо, по которому, не спеша, проплывали пушистые ватные хлопья.
– Ты никогда не задумывался, на что похожи облака? Вон то, лохматое – птица с раскинутыми крыльями. Летит,
– А то, что справа, – улегшись рядом, заметил Антон, – на крокодила.
– Почему?
– Смотри, какая зубастая пасть.
– А то, что левее?
– Которое?
– Ну вон, длинное.
– На автомат Калашникова.
Мобильный телефон зазвонил, едва Дмитрий отъехал от Матросского СИЗО. Властный, с металлическими нотками, мужской голос заявил, что желает поговорить с господином Грачевским.
– Я слушаю.
– Здравствуйте, – отчеканил собеседник. – Меня зовут Виталий Кротов. Я бизнесмен. Пока мое имя мало о чем говорит. Но очень скоро обо мне узнает вся страна, и, надеюсь, весь мир. Я намерен стать президентом России.
– Рад за вас, – сообщил Дмитрий, с грустью подумав, что осеннее обострение у звонящего явно затянулось.
– У меня к вам деловое предложение, – тоном, не терпящим возражений, продолжал рубить собеседник. – Мне понадобится личный адвокат. Вы подходите. Я хочу, чтобы вы работали только на меня. Назовите вашу цену.
– Что?
– Сколько вы просите? Двадцать штук зеленых в месяц вам хватит?
– Вы говорите о двадцати тысячах долларов? – поправил Дмитрий.
– Именно, – раздраженно рявкнул оппонент. – Вам мало? Можем договориться.
– Боюсь, я вынужден вас огорчить, – осторожно произнес Дмитрий. – Я люблю работать на разных людей. Мне это больше по душе.
– Вам деньги не нужны?!
– Честно говоря, не слишком, – признался Дмитрий. – Мне на жизнь вполне хватает. Уверен, найдется много желающих вам помочь.
– Может, вы думаете, я блефую? – взвился звонящий. – Могу приехать к вам и оставить задаток. Сколько хотите? Сто кусков, двести?
И тут на Дмитрия снизошло озарение, что он общается отнюдь не с сумасшедшим. Но от этого собеседник не показался ему безопаснее.
– Не стоит утруждать себя, – возразил Дмитрий. – Вряд ли я изменю решение.
– Подумайте как следует, – фыркнула трубка. – Перезвоню вечером.
– Поздравляю, – ехидно сказал себе Дмитрий. – Всю жизнь идти к тому, чтобы получить предложение стать адвокатом мафии, рвущейся к власти…
Глава 4
Вот и наступил декабрь. Холодный и неотвратимый, как старость. Сидя в непрогретом «Феррари», Ада с тоской глядела на кружащиеся в медленном вальсе снежные хлопья. На людей, спешащих по домам с улыбками на лицах и нарядными сверточками в руках. Для кого-то наступление зимы означало коньки и лыжи, милые хлопоты, большой праздничный стол, за которым вскоре соберутся все родные и близкие, с тем, чтобы вместе, хлопнув пробкой, пусть недорогого, «Игристого», встретить приходящие с Новым годом желания, надежды и мечты…
На душе у Ады было тоскливо и бесприютно, как в заброшенном зимнем саду. Меньше всего хотелось ей сейчас возвращаться в пустынный дом, напоминающий теперь огромный дорогой склеп.
Ада чувствовала мучительный стыд, вспоминая ссору с Леной. Еще хуже становилось от мысли, что подруга была права, она, действительно, не в себе. Что-то происходило с Адой, мучаясь навязчивыми воспоминаниями, одиночеством, она срывалась на людей и рыдала по ночам в подушку, разламывая голову на сотни мелких кусочков…