Пепел
Шрифт:
— Так, а теперь слушай меня, — сказал он, делая шаг ко мне и переходя на совершенно другой тон. — Я тебя терпеть не обязан, а кормить — тем более. Бабская работа для баб создана. А изнеженные создания вроде тебя должны либо вкалывать, как нормальные мужики, либо сдохнуть. И второй вариант, знаешь ли, меня больше устраивает: нам не нужен князь, похожий на тебя. Кхрра-тьфу!
Он смачно сплюнул мне под ноги.
— Ты здесь только затем, чтобы ублажать Великую Мать, — прошипел он еще тише — так, чтобы другие не слышали. — Так что не строй иллюзий: когда ты ей надоешь, и она перестанет тебя защищать, я устрою тебе такую сладкую жизнь,
Заявив это, Закк присоединился к ржущей компании и двинулся прочь. Все это время я стоял молча и не шевелился. Никто. Не должен. Знать. Что. Я. Чувствую. Медленный вдох. Медленный выдох.
Успокоившись настолько, чтобы ко мне вновь вернулось умение передвигаться по прямой, я повернулся и наткнулся взглядом на Эдара, привалившегося к стене и разглядывающего меня.
— А я тебе предлагал пойти со мной в кузницу, — напомнил он. Я ничего ему не ответил и прошел мимо. Мне нужно было помыться. Или утопиться.
Отмыть чертову сажу оказалось задачей практически неосуществимой. Я изгадил имевшееся в купальне мочало и извел половину той бурды, что использовалась здесь вместо мыла. Завтра придется где-то достать замену. Ногти очищению практически не поддавались. Я смотрел на свои руки и с ужасом представлял, как пойду в таком виде на ужин. Пришлось взять ножницы и состричь под корень мои холеные ноготки, над которыми корпела лучшая мастерица Крагии: ухоженные руки — негласный признак высокого происхождения. Я не мог снова опозориться перед всеми, явившись в неподобающем виде, и не мог пропустить ужин: тогда Закк подумает, что я слабак и испугался его.
Когда я выбрался из купальни, кожа просто горела. Мальчишка с колокольчиком, созывающим к ужину, уже успел пробежать мимо моих дверей и даже возвращался обратно. Я снова надел свой голубой костюм: если уж взялся за дело, доводи его до конца. Моя внешность — последнее, что у меня осталось, хоть я и ее потихоньку лишаюсь: скоро руки мои огрубеют от работы, на лице появятся морщины, а волосы потускнеют без должного ухода. Да. Да, я сожалею, что совершил ошибку. Я раскаиваюсь в этом. Боги, слышите? Я понял вас. Верните все, как было. Пожалуйста. Я не буду трогать невинных, честное слово! Даже если они меня будут умолять. Я даже готов жениться. Только на нормальной девушке, крагийке. И обещаю не изменять ей, по крайней мере, пока не понесет. Только верните все, как было, прошу вас! Позвольте завтра проснуться дома и узнать, что все это было лишь страшным сном.
Помолившись так, я вздохнул, собрался с силами и пошел в обеденный зал.
— Надо же: отмылся, — фыркнул Закк, оглядев меня, когда я подошел к столу. — Но ты бы его, Лан, рядом с собой не садила, а? Он сегодня, похоже, в драконьей заднице побывал.
— Не богохульствуй, — одернула его Лан и подвинулась. Я сел рядом, делая вид, что крайне заинтересован выбором блюд, в то время, как был готов есть все подряд: проголодался не хуже волка в холодную зиму.
— Мне кажется, ты все-таки поторопилась с выбором, — стоял на своем Закк. В этот раз он сел по другую сторону стола: напротив Лан и при этом подальше от меня. — Разве может дух дракона прятаться в этом тщедушном теле?
— Закк, ты лезешь не в свое дело, — одернул его Эдар. — Не тебе осуждать выбор Великой Матери. Достаточно уже и того, что ты стал
— Мужем, — Закк фыркнул, злобно сверкнув глазами на Лан, но та и ухом не повела. — Она меня на крайдень поставила: специально, чтоб пореже в постель пускать.
— Сам виноват, — пожал плечами Эдар. — Повежливее надо быть и помягче. А еще язык за зубами держать. Я вот с советами не лезу, и потому по средням приходить буду. А Страсти сами боги велели в тридень являться.
Я слушал их перепалку внимательно, хоть и плохо понимал, о чем они говорят. Слова вроде «крайдень» или «тридень» я и раньше слышал, но никогда не интересовался их значением, и потому никак не мог понять, чем так недоволен Закк. Но сам факт его недовольства был мне приятен: то, что унижает моих обидчиков, не может не радовать.
— Слышь, тщедушный, — обратился ко мне Закк. — Как там тебя… Эстре, что ли? Ты сегодня с собой морковочку возьми. Или хоть огурчик маленький.
Закк сидел, сильно подавшись вперед, и явно ждал, что я спрошу: «Зачем?», но я принципиально его игнорировал: ясно же, что он меня опять подкалывает. Я демонстративно впился зубами в окорок, глядя вдаль поверх его плеча. Закк поерзал в ожидании моего ответа, нетерпеливо сглотнул слюну: все кругом жевали, а он держал на языке только едкие слова.
— А знаешь, зачем? Знаешь? — не выдержал он и поторопил меня. Я молча взялся за кубок и принялся осушать его медленными глотками. — А я тебе скажу, зачем: ночью-то потыкаешь в нее, чтоб не заметила, что…
Лан громыхнула по столу так, что подскочили тарелки. В зале повисла тишина.
— Шуточки свои держи за зубами, изо рта не выпускай, — сказала она с угрожающей ноткой в голосе. — Трое у меня мужей. Коль не станет одного, от меня не убудет.
Закк намек понял, и оставшуюся часть ужина мы провели в молчании. Только Эдар о чем-то вежливо переговаривался с сидящей рядом с ним «великой бабушкой». Я наконец-то получил возможность поесть спокойно.
— После заката жду тебя, — сказала Лан, когда все стали расходиться. Я кивнул в знак, что услышал ее, и пошел прочь из обеденной залы — подальше от их ненавистных рож.
Я был так раздражен, что совершенно не думал, куда иду. В результате ноги по привычке привели меня в сад. Глянув на заготовленные для костров дрова, я вдруг почувствовал, как внутри вскипает такая едкая злость, что меня даже затрясло, а в глазах потемнело. Пнув горку сосновых поленьев и развалив ее, я быстрыми шагами пошел прочь и не останавливался до тех пор, пока не покинул территорию «дома».
Вылетев на улицу, как пробка из бутылки с игристым вином, я подставил голову пыльному ветру и сделал судорожный вдох. Мне было душно, ужасно хотелось дернуть воротник рубахи и хватать воздух ртом, как утопающий. Немного успокоившись, я прижался виском к ближайшему чахлому деревцу. Надо остыть, я веду себя недостойно. Никак у меня не получается держать себя в руках, подобно отцу и Шаарду: опять лечу куда-то на волне ярости. Вот что я хотел сделать? Сбежать? Куда? Чтобы уйти от этого позора, мне нужно стать бесцветной тенью человека и оказаться за тридевять земель отсюда — только тогда появится шанс, что я не встречу никого из высокородных и не стану объектом насмешек. Если посмотреть со стороны, здесь, в Асдаре, меня хотя бы кормят. Черт возьми, неужели мне действительно придется стать одним из них — грубым варваром, не знающим, что такое искусство и тонкий вкус, и трахающим женщин «по традиции»?