Пепел

Березин Федор Дмитриевич

Заряды были просто смешные по сравнению с любой из «колотушек», но «Большой» не являлся громадной по площади целью – это был не какой-нибудь мегаполис, ему хватило, и он ничего не успел. Бомбы пылающими точками от работы ускорителей воткнулись недалеко от геометрического центра ромба и, полыхнув носовым кумулятивным зарядом, вгрызлись в его структуру. А в далекой невидимой глубине они рванули сами, вполне допустимо, всего одна из пущенных, опередив подругу и уничтожив ее. Оттуда, из спрессованной миллионами лет безжизненности почвы, полыхнуло стокилотонным обухом. Сейсмическая волна качнула древний кратер, перемешивая все внутри его, как в стаканчике для игральных костей.

Когда Хадас завершил новый разворот,

у него больше не было достойных противников на всей Мааре и в ее окрестностях. Однако он поднялся на четырнадцать километров и оттуда в пикировании сбросил в еще не остывший ад внизу новую двойку с задержкой подрыва в сто пятьдесят метров. Он хотел наверняка прихлопнуть накопители энергии. Затем он подрулил к беззащитной, зарытой в луну родимой базе, вызвав из ожидания четыре космолета-помощника. Может быть, здесь его уже ждали, а может, и нет. Он действовал подобно машине, и вся техника, которой он правил, чувствуя в нем своего, с радостью подчинялась. Он, не торопясь, затратил на испепеление базы более десяти минут. Дважды он пикировал, и дважды за ним повторял маневр очередной бомбардировщик-автомат. Повторял до того славного момента, когда оставался в одиночестве: в истинном падении. А там, в их нутрах, лежали рядком заранее взведенные мощные десятимегатонные бомбы, не могущие проскальзывать в грунт, но роющие в этой малой силе тяжести воронки четырехсотметровой глубины, даже действуя в одиночку. Здесь они взрывались сообща, испаряя несущие их корабли и вырывая у несчастной Маары целые кубические километры целиком. От родимой базы не осталось даже намека, а окружающий ландшафт изменился невероятно. Правда, Кьюм не наблюдал это непосредственно, а использовал локатор: видно ничего не было. Наконец он вырулил из пылевой радиоактивной взвеси, выброшенной на километры, и осмотрелся. Дозиметр на его костюме пылал. Он сжал его в ладони и попытался раздавить: сделано было прочно. Он уставился на происходящее внизу с высоты ста километров. Почти вся наблюдаемая до горизонта поверхность естественного спутника представляла из себя подобие пылевой туманности. Толчки подбросили вверх еще и недавно осевшую пыль-воспоминание о ракетной атаке. «А ведь Самму Аргедас сейчас бы порадовался», – внезапно подумал Хадас.

Он отключил все отвлекающие от дела мысли, в его голове больше не было чувств: он давил их в зародыше. То, что он сейчас совершил, отсекало его от мира нормальных людей, да и вообще людей. Вряд ли там внизу сохранились живые после такого мощного, умелого удара. А даже если кто-то и выжил, он сделал это на свою беду. Никакая внешняя помощь не должна больше прийти. Именно для обеспечения второго этапа акции Хадас все еще хранил собственную жизнь. Внимательно осмотрев расположенные перед лицом дисплеи, более для сосредоточения внимания, чем по необходимости, пилот тронул пульт. Он помнил боевые машины, в которых пульт и отображение информации было еще более удобно: после нескольких лет применения все подобные системы списали. Причина была проста и даже не слишком неожиданна: управлять боевой небесной колесницей стало так просто, что человеку становилось скучно, тогда он начинал отвлекаться от текущих событий. Мозг, не загруженный работой, искал дополнительной информации, а ее не было: в слишком препарированном виде она подавалась. В конечном счете, и в очень многих случаях, это вело к авариям: космонавт искал дополнительного напряжения в усложнении ситуации и часто ненамеренно. Поэтому сегодня применялось гибкое сочетание обоих методов: на дисплее отображалось достаточно данных для усиленной работы извилинами, и в то же время в критических ситуациях, например в условиях боя, второстепенная информация отсеивалась, пытаясь не перегружать нервную систему млекопитающего, сидящего в кабине.

Немного разгрузившийся, но еще достаточно напичканный оружием космолет выпустил из передней

части невидимую струю пламени: работали корректирующие двигатели. Мощь наличествующего в трюме потенциала в переводе на обычное взрывчатое вещество равнялась сотням мировых войн двадцатого века. Нос задрался кверху, и затем с кормы ударили основные дюзы. Разогретое в атомной печи топливо толкнуло «Тор» вперед, создавая на борту комфортную силу тяжести. Хадасу некуда было особо торопиться и гнать вперед со вжимающим в кресло ускорением. С увеличением расстояния лунная поверхность становилась более красивой, напоминая фотографию.

Убедившись, что все в норме, Хадас Кьюм повернулся к повисшему на ремнях второму пилоту. Тот стонал, приходя в чувство, надо было что-то делать: если Ферикл был прав, то у него было мало шансов победить этого парня в открытом бою. Несколько минут назад он прикончил тысячи, но это он сделал на расстоянии, не видя испарения их организмов и расплющивания голов опорными балками, а здесь нужно было действовать непосредственно, без промежуточных, облегчающих совесть амортизаторных подушек. Но теперь идти надо было до конца. Оглушенный снова застонал, и это решило дело. Хадас отстегнулся и, привстав, добрался до его кресла вплотную. Он связал ему конечности, привинтив к сиденью, затем задвинул стекло шлема и закрыл вентиль: теперь коллега оказался в наполненном живительным воздухом помещении, но без возможности им воспользоваться. После этого Хадас вернулся на свое место и закрыл глаза: ему нужно было сдерживать себя минут пять, а может, десять, учитывая еще неизвестные генетические изменения напарника. Необходимо просто сидеть, ничего не делая, и не реагировать на конвульсии, совершающиеся рядом, как на телевизионный сериал: ведь во время него вполне можно намазывать бутерброд, глядя на море художественно выполненных сцен убийств. Как плохо, что у него не было личного оружия: все произошло бы так быстро и, главное, с однозначным результатом. Не доверяло ему родное начальство – оказывается, не зря.

* * *

Вот теперь он вышел на свою последнюю боевую позицию. Вокруг него расстилалось пустое звездное пространство, а тут прямо перед носом периодически распахивался этот посланный сатаной Портал, и отсюда примерно через две-три недели прибудет с матушки-Земли грузовоз-работяга «Тесей». Он притащит новые «хлопушки» с углубленным проникновением в скальный грунт, новых космопилотов и новые бомбардировщики, и новейшие планы перепахивания материков для уничтожения возможных противников, и новые годы войны. Он придет сюда сбрасывать накопленные на Земле ресурсы, оправдывая рабочие места у станков для производства оружия. Он придет сюда добивать многократно убитую планету.

Хадас знал, что, когда появится транспорт, будет очень не трудно. Он сделает мгновенную коррекцию, наведется точнехонько в центр и запустит ускорители, приданные для взлета с планеты. И никто не узнает ничего о нападении, нет у космического грузовоза «Тесея» возможности послать сообщение, да и времени на это в любом случае не хватит. И тогда все кончится. А если начнется снова, то здесь остаются дежурить еще два корабля-робота. Они запрограммированы на игнорирование системы опознавания своих и на сбивание скоростных целей, идущих со стороны Портала. Он мог послать их вперед себя, но он знал, что не выдержит новых месяцев ожидания или тем более лет. Самое главное – чтобы это было не зря: может, получив такое военное поражение, Земля задумается, по правильной ли дороге она идет.

А сейчас впереди у него были две недели страшной, одинокой жизни. Он должен был просуществовать четырнадцать дней наедине со своими мыслями и со своей совестью. Он надеялся, что выдержит, – на борту отсутствовало личное оружие.

Сентябрь 1998 – март 1999 г.