Перебежчик
Шрифт:
Старбак улыбнулся этому возмутительному заявлению и обернулся на окликнувший их с северного берега реки грубый голос. Это был полковник Эллис, кричавший из телеграфной палатки.
– Стоять!
– заорал Эллис.
– Не двигаться!
Старбак помахал ему, словно не разобрал приказов, и продолжал идти. Он почти прошел мост и приближался к топкому ненадежному грунту подъездной дороги. Старбак прибавил шагу, таща за собой лошадь.
– Стой!
– прокричал Эллис, и на этот раз подкрепил свой приказ, выхватив револьвер и выстрелив высоко над головой Старбака. Пуля прошила листья находившихся теперь всего лишь в пятидесяти ярдах деревьев.
– Поверните к нему лошадь, - тихо посоветовал Лассан, - пусть думает, что вы подчинились. И одновременно с этим взберитесь в седло, заставьте лошадь повертеться на месте, а потом скачите во весь опор. Поняли?
– Понял, - проговорил Старбак и опять помахал рукой полковнику инженерных войск, повернул лошадь, чтобы показать, что не собирается сбегать, но в то же время вдел в стремя свой грязный сапог.
Он ухватился за луку седла левой рукой и быстрым движением подтянулся в принадлежащее брату седло. Лассан тоже взобрался в седло.
Полковник Эллис спешил к мосту, махая рукой двум беглецам.
– Возвращайтесь!
– Прощайте, полковник - спокойно сказал Лассан и развернул лошадь.
– Теперь езжайте за мной!
– крикнул француз, Старбак вонзил шпоры, и лошадь сорвалась с места вслед за французом.
Бревенчатая дорога предательски скользила, но каким-то образом обе лошади остались на ногах.
– Быстрее!
– подгонял Лассан Старбака, а полковник Эллис простимулировал его, выстрелив из револьвера, только на этот раз целясь не поверх голов беглецов, а в их лошадей.
Но всадники уже отъехали на сто ярдов, а из револьвера трудно было попасть в цель уже с сорока-пятидесяти ярдов. Полковник сделал первые два выстрела слишком поспешно, и пули прошли очень далеко от цели.
Тогда он заставил себя целиться поаккуратней, но Лассан уже находился в тени деревьев, где повернул своего вороного жеребца, выхватил револьвер и выстрелил в ответ, мимо Старбака.
Выстрелы Лассана подняли брызги в болоте и расщепили бревна на дороге. Француз стрелял не на поражение, а чтобы сбить прицел инженера, и Старбак пролетел мимо и исчез из поля зрения инженера.
Лассан нагнал Старбака, и всадники въехали в лес, такой же сырой и заросший, как и на северном берегу реки.
– Теперь они знают, где мы, - сказал Лассан.
– Эллис им телеграфирует.
Он перезаряжал револьвер, проталкивая пули к пороху рычажком, прикрепленным к нижней стороне ствола.
Звуки сражения стали громче, наполнив знойную землю впереди угрозой смерти. Лассан приметил лесную тропу и свернул с дороги, скача во весь опор по тропе, которая расширилась и вышла на в поле позади дома-развалюшки. Старбак последовал за ним, напрягшись, когда француз перепрыгнул через изгородь. Старбак крепко сжал поводья и закрыл глаза, позволив лошади перенести его через ограду.
Каким-то чудом он удержался на спине животного, а когда вновь открыл глаза, то увидел, что они скачут по дороге между полем и еще одним лесом.
У обочины лежала брошенная борона, напоминание о мирных временах, а на дальнем конце поля расположился артиллерийский парк, где лошади, передки и снаряды батареи северян ожидали приказов.
– Лучше не показывать, что мы слишком торопимся, - посоветовал Старбаку Лассан.
– Ничто не вызывает таких подозрений на поле битвы, как спешащий человек. Вы это замечали? Солдаты почти всё делают не спеша. Спешат только штабные офицеры и беглецы.
Он развернул лошадь к западу, направляясь к открытому пространству, и неспешно проскакал позади стоявших в ожидании пушек. Спустя полмили слева от них показался еще один лесок, позади которого лежала целая цепь низких лесистых холмов, окружавших поле битвы.
Из-за этих холмов в небо вздымались огромные клубы дыма, и Лассан направился в сторону дымовой завесы.
– Нет необходимости лезть в самое пекло, Старбак. Зайдем с фланга.
– Вы ведь этим наслаждаетесь, правда?
– спросил Старбак, довольный тем, что его ведет более опытный француз.
– Это получше просиживания штанов в штабе Макклелана и перечитывания "Мира Нью-Йорка" в восемьдесят девятый раз.
– Ну а как же ваши вещи?
– поинтересовался Старбак, неожиданно осознав, что француз собирался перейти со стороны федералистов на сторону Конфедерации без какого-либо багажа.
– Всё мое имущество во Франции. Здесь, в Америке, при мне лишь плащ.
Лассан похлопал по свернутой на задней луке седла одежде.
– И немного деньжат, - он похлопал по седельной сумке.
– Достаточно, чтобы вы обогатились, убив меня, но не советую вам пытаться, - весело улыбнулся Лассан.
– Сменная рубашка, немного табака, патроны для револьвера, белье, сборник эссе Монтеня [27] , зубная щетка, три записных книжки, два карандаша, две бритвы, лезвие, компас, полевой бинокль, расческа, часы, флейта, аккредитивы и мои документы, - он похлопал по карманам и сумке, содержащим все эти предметы.
– Как только окажусь вне опасности у мятежников, куплю запасную лошадь, и у меня опять будет всё необходимое. Военный не должен владеть большим, а если я отращу бороду, то даже не буду нуждаться в бритвах.
27
Мишель де Монтень (1533-1592) - французский писатель и философ эпохи Возрождения, автор книги «Опыты».
– А как насчет флейты?
– Человек должен обладать каким-то облагораживающим его даром, mon ami, в противном случае он просто животное. Господи, не хотелось бы мне сражаться в этой стране, - он высказал это мнение, когда всадники преодолели небольшую возвышенность, с которой им открылся вид на вереницу полей и лесов.
– Здесь нет места для кавалерии, - добавил Лассан.
– Почему?
– Потому что кавалерия ненавидит леса. В лесах могут затаиться пушки и ружья, а нам, кавалеристам, нравятся длинные долины. Сперва ты рассеиваешь ряды пехоты артиллерией, а потом спускаешь на них кавалерию, ну а после можешь спокойно предать их земле. Вот рецепт сражений Старого Света, но это можно проделать только на открытой местности. И вот что я вам скажу, друг мой, Господь не может даровать более захватывающего приключения, чем когда ты топчешь дрогнувшего врага копытами. Дробный перестук копыт, звуки горнов, солнце над головой, а враг внизу. Боже мой, война -это дьявольское удовольствие.