Перебежчик
Шрифт:
Один из солдат подмигнул Старбаку и похлопал по фляжке, давая понять, что продавец устриц на самом деле торгует запрещенным виски. Старбак покачал головой и поехал дальше. Может, ему просто сбежать? Отправиться в бесплодные земли на западе? Потому он вспомнил презрение Салли и понял, что не может просто бросить всё и сбежать. Он должен бороться за то, что ему дорого!
Он миновал баптистскую церковь, превращенную в госпиталь. Рядом с ней расположился фургон гробовщика с нарисованной на покрывающем его полотне неровными кроваво-красными буквами вывеской, гласившей: "Итан Корнетт и сыновья, Ньюарк, Нью-Джерси. Бальзамирование дешево и качественно, гарантия от запаха и инфекции". Второй фургон был нагружен сосновыми гробами, на каждом был ярлык с адресом доставки.
Забальзамированные тела отправят домой, в Филадельфию и Бостон, Ньюпорт и Чикаго, Буффало и Сент-Пол, а там их похоронят в сопровождении рыдающих родственников и высокопарной риторики жаждущих крови священников.
Большую часть тел хоронили на месте гибели, но некоторые солдаты перед смертью в госпитале оплачивали доставку своих тел домой. Как раз перед глазами Старбака из церкви вынесли тело и положили на стол рядом с фургоном бальзамировщика.
Кончики носков трупа были сколоты вместе, а к одной его лодыжке привязан ярлык. Человек в рубашке и заляпанном полотняном фартуке с широким ножом в руке вышел из фургона, чтобы осмотреть тело.
Старбак пришпорил лошадь, проскакав сквозь ряды вонючих химикатов для бальзамирования, а потом дорога слегка пошла вверх, через густой пояс леса, позади которого находилась маленькая небогатая ферма, окруженная полями, когда-то огороженными зигзагообразными изгородями, хотя теперь от них остались лишь следы на траве, а дерево стащили для костров полевых кухонь.
У дороги стояла бревенчатая хижина со свисающим с карниза крыши самодельным звездно-полосатым флагом. Полосы были сделаны из темной и светлой мешковины, а звезды представляли собой тридцать пять кусочков известки, намазанных на выцветший клочок бледно-голубого полотна.
Бревенчатая хижина, очевидно, служила домом для освобожденных чернокожих, потому что когда Старбак проезжал мимо, из нее выглянул старый седой негр. Он направился к своему огородику с вилами в руке, которые поднял в знак приветствия.
– Задайте им жару, хозяин!
– крикнул он.
– Сделайте Божью работу, сэр, слышите меня, сэр?
Старбак поднял руку в молчаливом согласии. Теперь впереди он видел блестящую поверхность реки, а за ней, очень далеко за ней, большую полосу дыма, как будто обширная часть леса горела.
Это был признак проходящего там сражения, и это вид заставил Старбака придержать лошадь и вспомнить об одиннадцатой роте. Он гадал, находился ли в этом дыму Траслоу, дерутся ли там Декер, близнецы Коббы, Джозеф Мей, Иса Уошбрук и Джордж Финни.
Боже, подумал он, но если они сражаются там, он хочет быть с ними. Он мысленно обругал Ги Белля за то, что тот умер, а потом заглянул за полосу дыма, очень далеко за нее, туда, где более темное дымовое пятно выдавало присутствие литейных и металлургических цехов Ричмонда, наполняющих своими ядовитыми парами ветер, и это свидетельство далекого города вызвало у него приступ тоски по Салли.
Он вытащил из кармана черуту, чиркнул спичкой и жадно вдохнул дым. Положив спички обратно в карман, он нащупал там пакет из промасленной ткани в форме сигары, который остался его единственным оружием.
Бумага внутри должна была послужить пропуском в Легион, но если бы список чертовых вопросов нашел полицейский патруль, он привел бы его в петлю. И снова Старбак ощутил дрожь страха и искушение сбежать из обеих армий.
– А теперь сделайте Божью работу, хозяин, задайте им жару, сэр, - сказал чернокожий старик, и Старбак обернулся, думая, что тот снова говорит с ним, но увидел еще одного всадника, скачущего к нему во весь опор.
В четверти мили позади этого всадника группа северян-кавалеристов пробиралась по вязкой красной грязи - первый признак спешки, который Старбак заметил на этом берегу реки Чикахомини.
Он снова посмотрел на дым сражения, потому что похожая на барабанную дробь канонада наполнила местность жутким грохотом. Потом его окликнул слегка знакомый голос, и Старбак обернулся, начиная панически осознавать, что у него возникли новые неприятности.
Глава Десятая
Атака мятежников захлебнулась посреди брошенных палаток нью-йоркского полка. Продвижение задержало не сопротивление северян, а богатые трофеи, потому что в палатках, сделанных из прочной белой парусины такого качества, о котором и позабыли южане, находились ящики с провизией, забитые отличными рубашками ранцы, запасные штаны и отличные кожаные ботинки, которые шли как на правую, так и на левую ногу. Выпускаемые Конфедерацией грубые башмаки с квадратными носами, представлявшие собой просто грубый каркас из негнущейся кожи, тоже подходили на обе ноги, но обещали им и одинаковые увечья.
Здесь были свертки с провизией, присланные с Севера любящими семьями: упаковки с каштанами, банки с маринованным зеленым перцем и яблочным повидлом, куски имбирного кекса в бумажных обертках, коробки с фруктовыми пирогами, жестянки с леденцами, обернутые тканью сыры и самое главное, кофе.
Настоящий кофе. Не разбавленный молотым жареным арахисом или сделанный из измельченной в порошок сушеной кукурузы или из сухих листьев одуванчика, смешанных с порошком из сушенных яблок, а настоящие ароматные темные зерна кофе.
Сначала офицеры мятежников пытались заставить свои войска двигаться дальше, минуя этот капкан богатств врага, но затем и сами офицеры соблазнились легкой поживой в брошенных палатках.
Там была превосходная ветчина, сушеные устрицы, свежее масло и свежеиспеченный хлеб. Были теплые одеяла, а в некоторых палатках - лоскутные одеяла, сшитые женщинами для своих героев, мужей и сыновей. На одном из таких одеял был изображен флаг Союза, на котором золотым шелком была вышита надпись: "Отомстите за Эллсворта!".