Перебежчик
Шрифт:
– Ты прав, Джимми, ты прав, - Пинкертон вернулся к столу.
– Наверняка просто канонерка проводит учения с командой. И без сомнений, если происходит нечто серьезное, мы скоро об этом услышим, - он выбрал недельной давности экземпляр "Республиканца Джексонвиля" и начал читать хвастливую статью о том, как прорывающие блокаду контрабандисты сбежали от кораблей северян у побережья Южной Каролины.
Корабль вез груз парусины из Генуи, французских ботинок, британских капсюлей, гуттаперчи из Малайи и одеколона.
– Зачем им нужен одеколон?
– удивился Пинкертон.
– Зачем, во имя Господа, он им нужен?
Джеймс не ответил. Он был занят ланчем, накладывая очередную порцию цыпленка, когда дверь в гостиную резко отворилась и в комнату вошел высокий и сухопарый полковник.
Полковник был в сапогах для верховой езды и с хлыстом в руках, а его форма была забрызгана красной грязью, что свидетельствовало о том, что он только что прискакал.
– Кто вы такой, черт возьми?
– Пинкертон поднял глаза от газеты.
– Меня зовут Торн. Подполковник Торн, Департамент генеральной инспекции, из Вашингтона. А вы-то кто такой?
– Пинкертон.
– Так, Пинкертон, где Старбак?
– Сэр? Я Старбак, сэр, - ответил Джеймс, сдергивая с шеи салфетку и поднимаясь из-за стола.
– Вы Натаниэль Старбак?
– мрачно переспросил полковник Торн.
Джеймс покачал головой:
– Я его брат, сэр.
– Тогда где, мать его, Натаниэль Старбак? Вы уже арестовали его?
– Арестовали?
– переспросил Пинкертон.
– Я телеграфировал вам вчера. Кто-нибудь тут вообще своим делом занимается?
– с горечью спросил Торн, прекрасно зная, что разоблачающее Старбака письмо Дилейни пролежало запечатанным на его собственном столе слишком долго.
– Где же он, черт его подери?
Джеймс слабо махнул рукой в сторону заднего двора:
– На конюшне, надо полагать.
– Отведите меня туда!
– Торн извлек из поясной кобуры револьвер и вставил в брандтрубку одной из камор капсюль.
– А я могу поинтересоваться...
– нервно начал Джеймс.
– Не можете, чёрт возьми! Ведите меня в конюшню!
– заорал Торн.
– Я сюда из Вашингтона приперся не для того, чтобы вы передо мной тряслись, как девственница на брачном ложе! Шевелитесь!
Джеймс побежал на конюшню.
Дверца стойла, где держали его лошадь, поскрипывала на ветру. Само стойло пустовало.
– Он поехал разузнать, что там была за стрельба, - слабо оправдывался испуганный свирепостью Торна Джеймс.
– Вернется к шести, - уверил полковника Пинкертон.
– Тогда молитесь, чтобы так и было, - ответил Торн.
– Где Макклелан? Он должен дать мне кавалеристов, и мы догоним этого ублюдочного изменника.
– Но почему?
– спросил Джеймс.
– Почему? Что он натворил?
Но полковник уже ушел. Где-то на горизонте трещали пушки, и над лесом поднялась бледная пелена белого дыма. Нат уехал на запад, в воздухе дрейфовало что-то недоброе, и у Джеймса заныло сердце. Он помолился, чтобы его страхи оказались ложными, а потом направился искать лошадь.
Пехота Конфедерации то бежала, то переходила на шаг по местности, которая местами была твердой, а местами превращалась в болото. Дозоры янки заметили, как из леса показались серые и коричневые мундиры, и быстро помчались предупреждать командиров, что мятежники наступают.
В лагерях федералистов горны протрубили тревогу, и этот звук разнесся по фермам к югу от станции Фейр-Оукс. Генерал Макклелан хорошо вымуштровал своих солдат и гордился тем, как они вставали под ружье.
Целые полки побросали писать письма и хлебать кофе, бросили бейсбольные мячи и игральные карты, схватили винтовки, сложенные вигвамом, и побежали вставать в строй за завалом из веток высотой по пояс, который прикрывал их лагерь.
Застрельщики выбежали из строя, направившись к, вырытым в сотне шагов перед завалом окопам, где небольшой бугор предохранял их от затопления, но ночная гроза всё равно залила окопы, так что застрельщики встали на колени у заполненных водой ям и вытащили из дул винтовок затычки, предохраняющие оружие от дождя и ржавчины.
Остальная часть поднявшихся по тревоге полков сформировала две длинные шеренги, которые теперь стояли на теплом и сильном ветру, осматривая лес, откуда только что прибыли дозорные. Солдаты зарядили оружие и вставили на место капсюли.
Завал перед ожидающей пехотой представлял собой барьер из поваленных деревьев. В нем были проделаны проемы, через которые могли бы проходить застрельщики, а в некоторых местах - земляные валы для размещения артиллерии.
Пушки, главным образом двенадцатифунтовые орудия Наполеона, но также и несколько десятифунтовых орудий Паррота, уже были заряжены. Канониры стянули парусину с ящика с боеприпасами, всунули фрикционные запалы и приказали подготовить заряды с картечью для второго и третьего залпа.
Из леса вылетали птицы, побеспокоенные продвигающимися мятежниками, оттуда выскочила пара оленей и помчалась по направлению к только что сформированному батальону еще не нюхавших пороха ньюйоркцев.
– Не стрелять!
– рявкнул сержант солдату, взявшему оленя на мушку.
– Целиться низко, когда они появятся, высматривать офицеров! А теперь спокойно!
– сержант расхаживал вдоль шеренги нервничающих солдат.
– Это просто горстка деревенских оборванцев, не особо отличаются от вас, жалкие ублюдки. Ничего таинственного в них нет. Их можно убить, как любого другого. Цельтесь низко, когда их увидите.
Один мальчишка снова и снова бормотал слова молитвы. Его руки тряслись. Некоторые солдаты воткнули шомполы в сырой дерн, чтобы они были под рукой, когда понадобится перезарядить винтовку.
– Ждите ребята, ждите, - повторял сержант, видя беспокойство на юных лицах. Полковник галопом промчался позади шеренги, копыта его лошади обдали их струей воды с грязью.
– Где они?
– спросил один из солдат.
– Скоро увидишь, - ответил другой. В центре шеренги на фоне тусклого неба ярко сияли знамена.