Перебежчик
Шрифт:
Джулия нахмурилась.
– Ты считаешь, что Юг заслуживает поражения, потому что ты не был ласков к рабу?
– Я считаю, что Америка - единая страна.
– Звучит так, - произнесла Джулия, всеми силами пытаясь сдержать нарастающий гнев, - словно ты сражаешься за другую сторону.
– Может, и так, - согласился Адам, но так тихо, что Джулия не смогла расслышать его слова сквозь шум дождя.
– В таком случае тебе нужно ехать на Север, - холодно заявила Джулия.
– Нужно ехать?
– спросил Адам странно кротким тоном, будто и правда хотел получить ее совет.
– Ты должен сражаться за то, во что веришь, - без обиняков ответила Джулия. Адам кивнул:
– А ты?
Джулия вспомнила кое-какие слова Салли, которые ее удивили: что мужчины, за всем своим хвастовством и показухой, на самом деле слабы, как новорожденные котята.
– Я?
– удивилась Джулия, словно не сразу поняла, что имеет в виду Адам.
– Ты покинешь Юг?
– А ты бы этого хотел?
– спросила Джулия, и по правде говоря, это было приглашение для Адама сделать ей предложение и объявить, что большая любовь требует сумасбродных жестов.
Джулия не хотела заурядной любви, она жаждала ощутить такую же, как и религия, переворачивающую всю жизнь тайну, чтобы она была необузданной, как гроза, которая сейчас изливала свой гнев на полуостров.
– Я хочу, чтобы ты делала то, что велят тебе сердце и душа, - сухо отозвался Адам.
– Значит, мое сердце велит мне остаться в Виргинии, - так же холодно произнесла Джулия.
– Оно говорит мне, что я должна работать здесь, в госпитале. Мама этого не одобряет, но я должна настоять. Ты будешь возражать, если я стану сестрой милосердия?
– Нет, - ответил Адам, но без малейшей доли убеждения в голосе. Он выглядел опустошенным, как странник, заблудившийся в неизведанных землях, а потом он был избавлен от необходимости продолжать разговор, потому что дверь палаты отворилась, и преподобный Гордон тревожно высунулся на веранду.
– Я боялся, что вас смыло, - произнес отец Джулии со всем возможным неодобрением, на которое только был способен.
Его жена посчитала бы то, что Джулия с Адамом находятся одни в темноте, неподобающим, но преподобный Гордон не обнаружил в их поведении никакого греха.
– Мы совершенно не промокли, отец, - возразила Джулия, сделав вид, что поняла мягкое замечание отца буквально.
– Мы просто смотрим на грозу.
– И пошел дождь, и разлились реки, и подули ветры, и устремились на дом тот, и он не упал, потому что основан был на камне, - радостно процитировал преподобный Евангелие от Матфея.
– Не мир пришел я принести, - процитировала Джулия тот же источник, - но меч.
Произнося эти слова, она смотрела на Адама, но тот не замечал ее взгляда. Он уставился в темную пустоту, которую рассекали молнии, вспоминая клочки белой бумаги, выкинутые в черную канаву.
Это был след предательства, что принесет северянам победу, а эта победа - благословенный мир. И конечно, сказал себе Адам, во время мира всё вернется на свои места. Завтра.
Когда взошло солнце, от напитанной дождем земли шел пар. Атака должна уже была два часа как начаться, прорвать ядро обороны янки и гнать их обратно, в сторону болота Уайт-Оук. Но на трех дорогах, что вели от позиций мятежников в сторону янки, не было ни малейшего движения.
Генерал Джонстон планировал использовать эти три дороги, как трезубец. Сначала по центру выдвинется дивизия Хилла, атакуя по дороге на Уильямсберг войска северян, скопившиеся за станцией Фейр-Оукс.
Джонстон надеялся, что пехота янки прижмется к продвигающимся войскам Хилла, как рой пчел, и их разобьет подошедшая с севера дивизия Лонгстрита, а с юга - дивизия Хьюджера.
Дивизия Хилла должна была начать атаку, получив сообщение о том, что войска Лонгстрита и Хьюджера вышли из своих лагерей и приблизились к Ричмонду. Люди Лонгстрита должны были наступать по девятимильной дороге, рядом со Старой таверной, а дивизия Хьюджера - по дороге на Чарльз-Сити, рядом с таверной Уайта. Но обе дороги были пусты.
После бурного ночного дождя дороги покрывали лужи, но на них никого не было. Утренний туман разошелся, обнажив залитые водой поля, по которым гнал рябь настолько сильный ветер, что двум воздушным шарам янки пришлось сесть, а дым из полевых кухонь, где пытались разжечь промокшие дрова, улетал прочь.
– Где они, черт возьми?
– недоумевал Джонстон, отправивший двух адъютантов, пошлепавших по затопленным лугам по зловеще пустынным дорогам в поисках пропавших дивизий.
– Найдите их, просто найдите их!
– крикнул он.
К этому моменту, согласно его расписанию, атака должна была уже прорваться через строй янки и гнать массу паникующих беглецов в сторону предательского болота Уайт-Оук.
Но янки и не подозревали об уготованной им судьбе, а на восточном горизонте поднимался дымок от их полевых кухонь. Адъютант вернулся из штаба генерала Хьюджера и сообщил, что обнаружил генерала спящим в постели.
– Что?
– воскликнул Джонстон.
– Он спит, сэр. И весь его штаб тоже.
– После восхода солнца?
Адъютант кивнул.
– Беспробудным сном, сэр.
– Боже всемогущий!
– Джонстон непонимающе уставился на адъютанта.
– Они не получили приказов?
Адъютант, друг Адама, поколебался, пытаясь найти способ спасти своего друга.
– Так что?
– зло спросил Джонстон.
– Начальник его штаба утверждает, что нет, - ответил адъютант, извиняюще пожав плечами в сторону Адама.
– Черт возьми!
– рявкнул Джонстон.
– Мортон!
– Сэр!
– Кто отвозил Хьюджеру приказы?