Перебежчик
Шрифт:
— Ваш генерал, который мог бы приказать нас ликвидировать за ущерб гражданским, того же мнения? — спросил Уинстон.
— Да. Я его и цитирую, когда он давал разрешение на «Кронверк». Есть гражданские по нашу сторону фронта, а есть прислуга врага.
— Жестко, — сказал Колоб, — Как на войне.
— Вы тут сильно расслабились, если думаете, что война вас не касается, — ответил Степанов по-настоящему жестко, — Если думаете, что война это что-то на том конце страны, а у вас тут мирное время.
Колоб не нашелся
— В итоге вы получили, что хотели? — спросил Уинстон.
— Результат превзошел ожидания. Обком со всеми уликами наш. МГБ опоздало, мы успели подтянуть подкрепление и не отдали им объект. Чуть до перестрелки не дошло, решалось на уровне генералов. По последствиям читайте газеты, — улыбнулся Степанов.
— Там прямо все-все будет? — скептически спросил Колоб.
— Остальное между строк. Если коротко, то зачистка ждет Ленинград и Мурманск. Следственные мероприятия идут по всему Скандинавскому военному округу и в Москве.
— А чистота рядов? — спросила Ингрид.
— Мы не только прикрывали вас в поле. Наши сотрудники с самого начала операции сидели на АТС города и ставили на прослушку абонентов, которых вы упоминали. Ждали, что в нештатной ситуации они перейдут с маляв и устных сообщений курьерами на звонки. Потом ставили на прослушку абонентов на той стороне. Записали суммарно на больше двухсот лет заключения.
— Поздравляю.
— Спасибо.
— Куда мне теперь? — спросил Колоб, — Вылечите и выпустите? Или в расход?
— Сам как думаешь? — ответил Степанов.
— Хотели бы в расход, добили бы давно. Если выпустите, то с братвой будет тяжело объясняться, почему я живой.
— Наши отряды, ох отборные. И те, кто нас любит, всё смотрят нам вслед…
— Только ты глянь на образа, а лики-то черные. И обратной дороги нет, — продолжил Колоб, — Ты на что намекаешь?
— Час назад я говорил с одногруппником по училищу. Он работает в Эфиопии. Там есть православный монастырь, и настоятель иногда просит помощи в деликатных делах. Поедешь в Африку?
— Я не буду на вас работать. Ни в каком виде.
— Я тоже так говорил, — сказал Уинстон.
— Не надо. Будешь послушником в приходе, — сказал Степанов.
— Что я там буду делать?
— Решать вопросы. Своими силами. Не обращаясь к нам.
— А если я вас сдам? Все ваши планы?
— Кому? Милиции или МГБ? Или блатным?
— Хм…
— И как ты из всех ваших приключений вырежешь себя, любимого?
— Хм… Да черт с вами. Лучше уж снова в Африку. К потным женщинам и теплой водке. Какие вопросы-то решать?
— Говорят, там японцы возят опиум на подводных лодках — невидимках.
Колоб дико заржал, схватился за грудь и скривился от боли. У Уинстона тоже закололо под
— Может быть, вашу историю экранизируют французы. Вместо Ленинграда будет Париж, вас сыграют Депардье, Бельмондо и Софи Марсо, хотя она и совершенно не похожа, — сказал Степанов, — Теперь попрощайтесь. Скорее всего, вы больше никогда не встретитесь.
Уинстон подошел к Колобу.
— Прощай друг. Ты отомстил, я немного поучаствовал. Что в процессе военным помогли, так тебе с самого начала понятно было, что удар по японцам в их интересах. Никогда не бывает так, что ты единственный враг твоих врагов.
— Спасибо, друг. Обращайся, если что. Студент вот только погиб.
— Он был христианин? — спросила Ингрид.
— По-моему, он был атеист.
— Он не поклонялся другим богам, ходил в атаку на «Скидбладнире» во имя Одина и погиб с оружием в руках. Он попал в Вальхаллу. Жил как воин и умер как воин, — серьезно сказала Ингрид.
— Сидит там, бухает? — Колоб криво ухмыльнулся.
Он немного знал скандинавскую мифологию. Из школьного курса, как ядерную физику.
— И ждет нас.
— Думаешь, мы попадем туда же?
— Какую смерть ты бы выбрал для себя? За решеткой, в темнице сырой? Или скончаться посреди детей, плаксивых баб и лекарей?
— Лучше уж как он.
Уинстон и Колоб крепко пожали руки на прощание. Ингрид поцеловала Колоба в щеку.
33. Глава. Мы вели его как мяч к воротам.
— У нас есть кофе из Эфиопии, тот самый коньяк и половина торта «Прага», — сказал Степанов, когда они втроем вышли в коридор.
— Вот так и пойдем по коридорам? — спросил Уинстон, глядя на свою и Ингрид больничную одежду.
— Переодевайтесь и пойдем, — Степанов открыл соседнюю палату.
На одной койке лежал комплект мужской одежды, на другой — комплект женской. Простые деловые костюмы без шпионских излишеств.
Коридоры и лестницы пропахли абиссинским кофе. Как будто сюда приехала делегация оттуда, и каждый эфиоп вез мешок кофе на подарки. Вот вахтер с чашечкой, вот секретарша с чашечкой, вот товарищ полковник с чашечкой, вот конвоиры с арестантом без чашечек, но глаза у всех троих бодрые-бодрые.
В кабинете Степанова к ним присоединились Виктор Петрович и капитан Ли, он же Лисицын. Выпили коньяка за победу и перешли на кофе с коньяком.
За кофепитием Уинстон спросил:
— Все, что ты рассказал при Колобе, правда?
— События да, мотивы нет, — ответил Степанов.
— Секреты?
— Да. Но если вы обещаете ему не говорить…
— Обещаем. Все равно больше не встретимся.
— И нам нужен настоящий разбор полетов по итогам боевого слаживания, — сказала Ингрид.