Перед дальней дорогой. Научно-фантастический роман
Шрифт:
— Это ради славы ты шелестишь на машинке?
— А что? Если эта капризная особа обратит на меня свой благосклонный взор…
— А если не обратит?
— Ну и черт с ней! Перетерплю как-нибудь.
Они уже несколько раз обменивались пытливыми взглядами. Чуткий Дюк догадался, что Лорка зашёл к нему неспроста, и ждал, а Федор все медлил, не решаясь начать.
— Наверное, уже виделся с Эллой? — довольно равнодушно спросил Игорь.
— Пока ещё нет.
— Ты знаешь, — открыто глядя на Лорку, Игорь с некоторым недоумением пожал плечами, — я ведь доволен тем, что мы расстались с Эллой. Хотя это её инициатива.
— Доволен? — не поверил Лорка.
— Не пойми меня ложно. Конечно, это меня огорчило, к тому же отчислили из состава экспедиции. Но прошло время, и я понял, что разрыв был не только неизбежен, но и нужен.
— Почему?
Дюк внимательно взглянул на него.
— Экий ты сегодня настырный, все-то тебе нужно знать. Любовь бывает разная, Федор. Одна помогает жить и трудиться, другая мешает. Хотя и та и другая любовь — настоящая, искренняя. — Он помолчал, пожал плечами. — У нас с Эллой была типично та самая любовь, которая мешает. Ты можешь не поверить, но всего за два месяца я сделал, — Дюк кивнул в сторону пишущей машинки, — раза в три больше, чем за предшествующие десять лет, проведённые рядом с Эллой. До работы ли, когда рядом такая женщина? То райское блаженство, то нестерпимый ад, то нежность, то озлобление, то ссора, то примирение, да такое, что весь мир готов бросить к её ногам.
У Лорки постепенно складывалось мнение, что Игорь говорил не столько для собеседника, сколько для самого себя.
— В космосе я был многогранным человеком с широким кругозором, на Земле Элла заслоняла собой добрые полмира. Меня это не тяготило, мне это было любо, но не хватало времени оглянуться назад, подумать и выбрать дальнейший путь.
Лорка сдержал улыбку. Игорь Дюк играл без нажима, почти незаметно, но играл. Небрежная поза, изящные, чуть расслабленные движения, лёгкая грусть во взоре, ироническая усмешка на губах — прямо-таки сноб, явившийся сюда из далёкого прошлого. Игорь всегда принимался играть какую-нибудь роль, когда начинал откровенничать. Игра служила ему своеобразным щитом против психологических царапин.
— А теперь я осмотрелся, — продолжал Игорь. — Черт побери! Как слабо мы продвинулись вперёд в овладении личным счастьем, хотя ради человечества в целом перевернули вверх дном кучу чужих миров.
— Может быть, это хорошо, что не для себя, а для человечества? — поддразнил Лорка.
— А не пора ли всерьёз, на самом высшем научном уровне, заняться каждым отдельным человеком?
Он покосился на Лорку.
— Мне иногда кажется, Федор, что счастливым сейчас стать труднее, чем в каменном веке. Как тогда все было просто! Огонь в очаге, много жирного прожаренного мяса, безопасная пещера и женщина на звериных шкурах, жаждущая твоей ласки. Вот и счастье! А теперь? — Игорь скептически поморщился и махнул рукой.
— Кто спорит с тем, что счастливым сейчас стать труднее, чем в каменном веке, — тихо заметил Лорка.
— Тогда зачем все это? — сурово спросил Дюк, кивая головой на окно, за которым редкими иглами вздымались в небо многокилометровые здания.
И Лорка посмотрел в широкое окно.
— Счастье стало недоступнее, это правда, но оно и выше. Как эти дома выше средневековых хижин и даже небоскрёбов двадцатого века.
— Выше ещё не значит лучше, — буркнул Игорь.
Лорка, приглядываясь к нему, засмеялся:
— Тебя бы на недельку в каменоломни, в Древний Рим или Египет.
— Ну а если без каменоломен и без рабов?
— Можно и без каменоломен. Любимая работа, хороший отдых, истинная свобода — разве это не полноценный фундамент для счастья?
— То-то и оно, что фундамент.
— А ты думал, счастье принесут тебе на блюдечке? Кому оно нужно такое, дарёное? Настоящее счастье надо выстрадать, милый Дюк.
Игорь вдруг засмеялся.
— Вот уж куда-куда, а в страдальцы я не гожусь. — И с неожиданной проницательностью добавил: — Ну его к черту, это личное счастье. Скажи мне, рыжий ангел, почему ты смотришь на меня так испытующе? И о чем хочешь спросить, да никак на решаешься?
— Все боюсь потревожить твой душевный покой.
— А ты не бойся.
Лорка внимательно взглянул на него и деловито спросил:
— Перед тем как произошёл окончательный разрыв с Эллой, — Федор сделал неопределённый жест рукой в воздухе, — с вами ничего необычного не происходило?
Дюк, присматриваясь к Лорке, усмехнулся.
— Не видели ли мы вещих снов и небесных знамений? Не сходила ли на нас Божья благодать или, наоборот, не являлся ли к нам Вельзевул с предложением пожертвовать наши грешные души в фонд безработных, голодающих бесов?
Лорка, любовно смотревший на Игоря, мягко попросил:
— Не дури. Необычное запоминается само собой.
— Да нет, ничего необычного, — Игорь пожал плечами, — разве что были накануне в гостях у Теодо-рыча и пробовали его самодельное вино.
— И как, понравилось? — с любопытством спросил Лорка.
— Так себе. А вот Элке понравилось, она ведь страшная любительница всякой экзотики.
— Это верно, так себе, — проговорил про себя Лорка и поднял глаза на товарища. — Ты меня прости, но ещё один вопрос на ту же тему. Как у вас все-таки произошёл с Эллой разрыв? Ведь обычно бывают не только причины, но и поводы.
Игорь с некоторым удивлением взглянул на Лорку: Федору вовсе не было свойственно копаться в интимной жизни своих друзей и товарищей. Да и вообще такое не было приятно!
— Появился у неё близкий друг, — неохотно сказал он вслух. — Уж есть у них любовь или нет — не знаю, но влияние он на неё имеет большое.
— Любопытно, — пробормотал Лорка.
Игорь Дюк смотрел на него с недоумением.
— Федор, — сказал он просительно, — ну зачем тебе копаться во всем этом?
Лорка мельком взглянул на него.
— Тим погиб, Игорь.
— Что? — шёпотом спросил Дюк.
Лорка не удостоил его ответом, так и остался сидеть с опущенной головой.
— Тим? — Дюк неловко поднялся из кресла, оно упало. — Я думал, такие не погибают.
— Погибают.
Игорь поколебался, потом поднял кресло и пнул его ногой.
— Почему не сказал сразу? — спросил он, свирепея.
— Есть причина. — Лорка кивнул на кресло. — Садись. Да садись же и выслушай меня.
Лорка рассказывал не очень связно, а поэтому долго. Искреннее огорчение Дюка заставило его ещё раз заново почувствовать всю нелепость и неотвратимость гибели друга. Рассказывая, он понемногу успокаивался и приходил в себя. Дюк, ошарашенный неожиданным известием и поглощённый собой, сначала слушал Лорку вполуха, но потом как-то вдруг он уловил странную и страшноватую логику цепочки несчастий и неудач, преследовавших руководителей кикианской экспедиции.