Перед историческим рубежом. Политические силуэты
Шрифт:
И так дальше, – все чаще и чаще: каждый местный сатрап уяснил себе, что легчайший и кратчайший путь к царским милостям лежит через кровь и трупы действительных или мнимых «бунтовщиков». А Николай II, начиная с 1904 года и до сего дня, никогда не упускал случая открыто проявить свою трусливо-кровожадную ненависть к народной массе, когда она хоть слегка приподнимет голову.
В 1902 году, когда Харьковский губернатор Оболенский перепорол волновавшихся харьковских крестьян, Николай II не только пожаловал Оболенскому орден, но и переслал ему через Плеве свой царский поцелуй. Представителям корпуса жандармов Николай сказал в том же 1902 году: «Надеюсь, что связь, установившаяся сегодня между мною и корпусом жандармов, будет крепнуть с каждым днем». Корпус жандармов – ведь это его главная военная сила, его опора и надежда, его передовой отряд в борьбе с собственным народом! Аресты, ссылки, сечение розгами, избиения плетью, пытки, виселицы, расстрелы по суду и без суда – вот та нравственная атмосфера, в которой вольнее всего дышит своими жабрами русский царь. Злость, животная мстительность в нем скоро вырастают в ненасытную кровожадность – и эта дрянная фигура из мусорного ящика человечества становится единственной в своем роде по злодейству и преступности.
В
Николай не остановился перед клятвопреступлением, перед нарушением своей собственной и своих предков торжественной присяги, чтобы обрушить бичи и скорпионы самодержавной власти на культурный и спокойный финляндский народ.
Доведя, при помощи Бобриковых, [82] финляндцев до восстания, Николай в ноябре 1905 г. трусливо и воровато отступил, дав обещание восстановить автономию Финляндии. Но как только улеглись волны революционного прибоя, августейший клятвопреступник снова возобновил свою работу по разгрому финляндской свободы и независимости.
82
Бобриков – финляндский генерал-губернатор, проводивший насильственную русификаторскую политику. В 1898 г. издал манифест, урезывающий права финляндского сейма. Широкую известность получил изданный Бобриковым закон о воинской повинности, которым уничтожалась самостоятельная финляндская армия. Бобриковский режим возбудил против себя все население страны. 3 июня 1904 г. Бобриков был убит. (См. подробн. т. IV, прим. 136.)
Руководимый Победоносцевым, Николай проявлял всегда живейший интерес к преследованиям раскольников и сектантов. Высылки «упорствующих» сектантов, захват их имущества, разлучение жен с мужьями и родителей с детьми – эти меры всегда находили надежнейшую опору в коронованном главе православно-церковного насилия и барышничества.
В 1898 году Николай II обращается к великим державам с предложением сообща обсудить меры к ограничению вооружений и предотвращению войн. Ни один разумный человек во всем мире не придавал этому лицемерному призыву царя сколько-нибудь серьезного значения. Хищные замыслы царизма на Ближнем и особенно на Дальнем Востоке всем были известны. Это не помешало, конечно, продажным газетам, как «Новое Время», петь хвалу любвеобильному «молодому монарху», а казенные историки уже начертали на августейшем челе его слово «миротворец».
За несколько дней до начала русско-японской войны Николай заявил всему миру: «Войны не будет. Я хочу, чтоб царствование мое было эрой мира до конца!».
Это торжественное заявление оказалось столь же лживым, как и многие другие. Разразилась русско-японская война, одна из самых кровопролитных в истории, – и главная тяжесть ответственности за нее падает на самого царя. В то время как официальная царская дипломатия, пугаясь жалкого состояния царской армии, стремилась устоять на дороге мира, за ее спиною, но под неизменным покровительством царя, орудовали отъявленные авантюристы: Абаза, Безобразов и Алексеев, [83] которые сознательно гнули к войне. В своей тайной телеграмме от 26 января 1904 года Николай разрешил Алексееву атаковать японцев, «не дожидаясь первого выстрела с их стороны». – «Надеюсь на вас, – телеграфировал Николай. – Помоги вам бог!». Одним из последних толчков к этой позорнейшей и преступнейшей во всей новой истории войне послужила забота о лесных захватах в Корее, где пайщиками лесной концессии на Ялу выступали вороватые великие князья и сам царь, внесший в дело несколько своих миллионов, в расчете на неисчислимые барыши… Злополучный «миротворец» не предвидел, конечно, что страшная река крови хлынет от этой лесной концессии с Востока на Запад, и что он сам едва не захлебнется в этой крови…
83
Абаза, А. М. – видный царский сановник. В 1901 г. – контр-адмирал, в 1903 г. – один из руководителей особого комитета по дальневосточным делам. Через этот комитет Абаза руководил всей агрессивной политикой царского правительства на Дальнем Востоке, фактически играя в этой области роль министра иностранных дел. Русско-японская война была в значительной степени вызвана результатом авантюристской политикой придворной клики, во главе которой стояли Абаза, статс-секретарь Безобразов и адмирал Алексеев. После поражения в русско-японской войне комитет по делам Дальнего Востока был упразднен. Абаза перешел в морское ведомство.
Безобразов, А. М. – статс-секретарь. Сторонник агрессивной царской политики на Дальнем Востоке. В 1896 г. Безобразов представил правительству записку, в которой, доказывая неизбежность войны между Россией и Японией, развивал план приобретения царским правительством концессии на р. Ялу, в Корее, в качестве заслона против Японии. Вскоре после этого царским правительством было образовано во главе с Безобразовым Русское лесо-экспортное товарищество с капиталом в 9 миллионов рублей. В области проведения политики захватов на Дальнем Востоке Безобразов встретил противодействие со стороны Витте, министра иностранных дел Лансдорфа и др., но зато Плеве был целиком на его стороне, и именно благодаря его содействию были образованы комитет по делам Дальнего Востока и наместничество на Дальнем Востоке, во главе которого был поставлен адмирал Алексеев. Вместе с прекращением активной царской политики на Дальнем Востоке прекратил свою деятельность и Безобразов.
Алексеев – царский адмирал, был главным начальником и командующим войсками Квантунской области и морскими силами Тихого океана. С 1903 г. – царский наместник на Дальнем Востоке. В этой должности проявил крайнюю враждебность к Японии, поддерживая стремление русских промышленников в Корею и подготовляя разрыв с японским правительством. 28 января 1904 г. назначается главнокомандующим всеми сухопутными и морскими силами. Целый ряд крупных поражений русской армии заставил правительство отозвать Алексеева с занимаемой им должности главнокомандующего. 12 октября 1904 г., после поражения на р. Шахэ, он уступил место главнокомандующего Куропаткину.
Но нет сомнения: все преступления этого царствования и этого царя – и даже ужасающая русско-японская война с ее сотнями тысяч жертв – меркнут и бледнеют перед потрясающим злодеянием 9 января. Здесь все события сосредоточились вокруг личности царя: к нему шли стотысячные массы со своими нуждами и требованиями, от него ждали помощи, в него верили. Никогда еще в такой поразительно яркой, ничем не затемненной форме не сталкивались лицом к лицу эти две силы: царь и народ. И никогда еще, может быть, во всей мировой истории царь не отвечал с такой бесстыдно-кровожадной откровенностью на просьбы «своего» народа.
Массовая пальба по безоружным и мирно настроенным рабочим людям, которые стремились со всех концов столицы к Зимнему Дворцу – иные с царскими портретами и церковными хоругвями, – и это в то самое время, когда братья и сыновья этих людей гибли десятками тысяч на Дальнем Востоке, – можно ли представить себе более адское преступление? И мыслим ли более сокрушительный удар по идее «народного монарха»? Рабочий Петербург 9 января не увидел царя живьем, как наивно надеялся, но нравственный облик коронованной гадины обнажился в тот день перед всей Россией. О подлых царских пометках на докладах, об его закулисном натравливании полицейских шаек на народ знали десятки или сотни тысяч. О кровавом воскресенье 9 января заговорила вся страна. Этот день вошел в историю нашей родины кровавым водоразделом между старой и новой Россией.
Вместе с тем, 9 января стало днем несомненного перелома в личном поведении царя. До 9 января он все же налагал на себя еще некоторые ограничения, и его фигура прирожденного преступника оставалась до известной степени в тени, заслоняемая дородными телами его временщиков, льстецов и подручных. После 9 января в правительственных сферах совершается процесс быстрого разложения: с одной стороны, выделяется партия политических фальшивомонетчиков, вроде графа Витте, которые стремятся обмануть народ подделкой реформ, с другой – вокруг царя объединяется банда кровопускателей, в которую входят сиятельные и превосходительные громилы, башибузуки в синодских клобуках и наемные патриотические горланы, вроде Дубровина, Пуришкевича и Маркова, [84] с их шайками уголовно-монархических пропоиц. Царь становится признанным и открытым покровителем этой разномастной, но одинаково преступной сволочи. Это – его единомышленники, его соратники, его духовные братья. Он собственноручно набивает их карманы золотом из десятимиллионного тайного фонда; он принимает их у себя, шлет им благодарственные и иные телеграммы, дарит им свои портреты и публично лобызается с ними. Это – его партия, это – подлинный, романовский «народ».
84
Дубровин – известный черносотенец, один из основателей «Союза русского народа» и редактор черносотенно-антисемитской газеты «Русское Знамя». Был избран почетным председателем «Союза русского народа» и председателем совета этого Союза. Один из наиболее усердных организаторов еврейских погромов. Резко нападал на Витте и даже Столыпина называл врагом самодержавия. В 1909 г. в «Союзе русского народа» произошел раскол, разделивший Союз на сторонников Дубровина и его противников – Пуришкевича, Маркова и др., образовавших «Союз Михаила Архангела».
Пуришкевич – вышел из среды бессарабских помещиков, наиболее черносотенной части дворянства, давшей целую плеяду лидеров монархического движения. В эпоху царизма Пуришкевич был одним из руководителей и главных организаторов монархического блока в Государственной Думе. С трибуны последней он не раз призывал к беспощадной расправе с революционерами и евреями. При его активном участии создавались погромные организации вроде «Союза русского народа». Либеральная пресса сделала Пуришкевича главной мишенью для своих насмешек и нападок. В эпоху керенщины и первых месяцев Советской власти не раз арестовывался за свою контрреволюционную деятельность. (См. характеристику Пуришкевича, данную Л. Д. Троцким, в статье «Слабость как источник силы».)
Марков 2-й – один из главарей черной реакции, курский дворянин-землевладелец. Организатор курской черной сотни в 1905 г. Во II Думе Марков вместе с Пуришкевичем был лидером крайне правого крыла и с думской трибуны неистово травил революционеров, евреев, интеллигенцию. Марков был членом Центрального Комитета «Союза русского народа», из которого вышел в 1909 г., разойдясь с Дубровиным, и в том же году примкнул к «Союзу Михаила Архангела». Все время состоял гласным курского земства и на получаемые от земства субсидии издавал газету «Курская Быль» – орган местных черносотенцев. Сейчас Марков продолжает свою «деятельность» за границей.
Среди этой братии Николай сбрасывает с себя последние покровы благопристойности. Он разнуздывает громил своим покровительством, а они в свою очередь толкают его все глубже в кровь и в грязь. Николай усваивает себе окончательно все приемы и черты отъявленного отщепенца, для которого не существует ни интересов общества, ни нравственных устоев, ни общественного мнения, ни правил приличия – и эти черты преступного бродяги принимают у него чудовищные размеры, ибо его хилые плечи покрыты горностаевой мантией всемогущества и неприкосновенности.
Сам «инородец» с головы до пят, без единой капли русской крови в жилах, Николай пропитывается, однако, «истинно-русской», победоносцевски-дубровинской ненавистью к инородцам, в лице которых для него соединяется все, что колеблет его трон или смущает его покой. Поход на Финляндию, грабеж армянских церквей, преследования поляков – все это внушалось им самим, Николаем. Но на первом месте в его личной политике бесспорно стоит полоумная, не знающая предела ненависть к евреям.
Когда Драчевский, назначенный в свое время ростовским градоначальником, представляясь царю, высказал свое сожаление по поводу слишком большого числа жертв ростовского погрома, царь спросил: «А сколько же убито?» – «Сорок человек» – ответил Драчевский. – «Только-то! – воскликнул разочарованный царь, – я думал, гораздо больше».