Перед лицом закона
Шрифт:
Он не стал начинать издалека, спросил напрямик:
— Станислав Михайлович, вам брат ничего не рассказывал, где он в войну обретался?
— Да вроде был за океаном... Так я понял...
— Получается, очень нехорошая у меня миссия... Вроде почтальона, который похоронки приносил.
— Почему же? Сейчас не война.
— Я вам обязан печальные вести сообщить. О вашем брате.
Станислав Михайлович развел руками.
— Куда уж дальше! Я о нем узнал такое — печальней не бывает. Какой он мне брат!
— Быва-а-ет, — со вздохом возразил Сысоев, чувствуя некоторое
— Не представляю себе.
— А вот... — Сысоев вынул из внутреннего кармана сложенный лист, развернул его. Это была выписка из архивного дела Казимира Паскевича, напечатанная на машинке густо, через один интервал. — Прочтите.
Станислав Михайлович прочел и, бросив бумагу на стол, сказал коротко:
— Гад.
— Безнаказанный живет, — сказал Сысоев, — а числится в государственных преступниках.
— Еще как живет! — не удержался Станислав Михайлович. — Правда, он, похоже, у них на побегушках.
— Не совсем. Скорее для черной работы.
Помолчали немного. Станислав Михайлович хмурил брови, задумавшись. Потом спросил:
— Он же был в Москве... Что же вы его не арестовали?
— Тогда мы еще ничего не имели. Он под другой фамилией приезжал.
— Что сейчас от меня требуется? — Тон у Станислава Михайловича был решительный.
Наконец Сысоеву стало совсем легко, и он приступил к делу, ради которого пришел.
— Вы еще не посылали писем в Вену? Пора послать. — Он вынул из кармана знакомый Станиславу Михайловичу тюбик зубной пасты.
— Давайте писать, — сказал Станислав Михайлович, тоже как будто почувствовавший облегчение.
Они перешли за письменный стол и сели рядышком.
Сначала был составлен черновик. Затем его отредактировали и переписали набело. После этого Станислав Михайлович приготовил химическую копирку, как его учил Роджерс.
Тайнописный текст гласил:
«Удалось получить данные большой важности. Посылать почтой в обычном письме нет возможности. Сообщите способ передачи».
А поверх этого невидимого текста Станислав Михайлович написал чернилами:
«Здравствуй, Казимир!
Извини, что долго не давал о себе вестей. Доехал благополучно. Жена и дочь очень довольны подарками, благодарят тебя. Сейчас впрягся в работу, время горячее.
Очень хочу, чтобы ты приехал к нам в гости. Считай это моим ответным приглашением».
Сысоев и Станислав Михайлович понравились друг другу и расставались по-дружески, высказав надежду, что еще встретятся при совсем иных обстоятельствах. Тюбик Сысоев унес с собой.
Утром по пути на работу Станислав Михайлович опустил письмо в почтовый ящик.
Реакция последовала быстро. 29 января Станислав Михайлович получил письмо, опущенное в Москве, в котором неизвестный отправитель извещал его, что скоро приедут гости — именно так, во множественном числе. У Сысоева даже сердце екнуло: неужели сам Роджерс пожалует? Вот была бы удача! В жизни контрразведчика такие счастливые случаи выпадают нечасто...
Увы, Роджерс не приехал. Приехал — вернее, прилетел — один Казимир Паскевич.
Это случилось 6 февраля. В «Интурист»
Невозможно было предугадать, с чего начнет Казимир Паскевич — с денег или с якобы добытых его братом данных, подлежащих передаче. Если с первого — все нормально и просто. Для второго варианта был заготовлен особый план. По логике вещей Казимир должен начать со второго: брат в Москве, а Фастов с деньгами в двух тысячах километров от Москвы. Однако в делах подобного рода обычная логика не всегда пригодна. Тот, кто приехал, тоже не дурак. Он тоже имеет свои варианты и считается с возможностью того, что с ним ведут игру. При таких раскладках нередко побеждает тот, кто поступает вопреки привычной логике. Вероятнее всего, Казимир должен рассуждать так: зачем немедля забирать и носить при себе «взрывоопасные» документы, если они всегда под рукой? Это лучше сделать незадолго перед возвращением.
Как бы там ни было, Станислав Михайлович был готов к тому, что брат захочет увидеть его сразу по приезде. Роль его была трудна только тем, что он не мог бросить в глаза Казимиру «гада».
Станислав Михайлович зимой не ездил на своей машине, она стояла в гараже. А гараж находился очень далеко от дома — в районе Варшавского шоссе. За день до прилета Казимира, вызвав врача на дом, Станислав Михайлович взял больничный листок. В Москве погуливал грипп, поэтому ничего необычного в его недомогании врач не усмотрел. Если Казимир захочет тут же увидеться с братом, Станислав Михайлович пригласит его к себе, покажет больничный и сообщит, что документы спрятаны в гараже. И предложит: мол, ты не на один же день приехал, устраивай пока прочие дела, а через недельку поправлюсь и съезжу за бумагами.
Итак, принимались во внимание два варианта. В действительности же, выражаясь изящным канцелярским слогом, имел место гибрид первого варианта со вторым.
6 февраля в девять часов вечера Казимир позвонил брату по телефону-автомату с телеграфа.
— Здравствуй, родной! — бархатисто звучало в трубке. — Ты меня приглашал, и вот я здесь.
— Когда приехал? — спросил Станислав Михайлович, не проявляя особенного восторга.
— Сегодня, дорогой мой, сегодня.
— Так заезжай сейчас же.
— Пожалуй, отложим немного. Надо отдохнуть, что-то полет тяжелый был. А завтра позвоню. Как твои успехи?
— Нормально. Загрипповал вот, но это чепуха, температура небольшая.
— Значит, ты все время дома?
— Да, с недельку проваляюсь. Тут тебе жена с дочкой подарки приготовили.
— А ты? — со значением спросил Казимир.
— Ну и я тоже, конечно.
— Хорошо, братишка. Я счастлив, что снова в Москве и снова слышу тебя. До завтра.
Утром стало ясно, что Казимир документов у брата не возьмет по крайней мере дня три: Галина заказала билеты на самолет, чтобы отправиться в город, где живет Фастов, на 8 февраля.