Перед рассветом
Шрифт:
— Нет проблем.
Она заговорчески положина руки ему на плечи:
— И ты должен сделать еще одну вещь для меня.
— Что угодно.
— Приглядывай за Нинер. Она кажется хорошим ребенком, но она еще зеленая… Ей нужен мужчина, который будет за ней приглядывать.
Фреска, казалось, немного вырос из-за того, что Макс назвала его мужчиной.
— Не беспокойся об этом.
— И еще, Фрес, возьми это. — Она протянула ему пачку купюр, которую дал ей Муди.
Его глаза стали размером с яйцо.
— Ты ведь шутишь, правда?
— Положи их в карман
— Почему?
— Потому что каждому нужна заначка… и это твоя.
— Круто — сказал он не дыша, его большой палец перелистывал купюры.
— И всегда помни, Фрес, ты мой брат, тоже.
Он был в замешательстве.
— Тоже? У тебя есть другой брат?
— Возможно, — сказала она. — Я дам тебе знать.
Они обнялись, затем она сказала:
— Пора трогаться.
— Тогда трогайся сейчас — ответил он.
Она вывезла свой байк и уехала.
Глава 5. ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ В ОБЕЗЬЯННИК
Как ядовитые грибы, она разрастались по всей стране после Импульса, эти деревни ветхих лачуг, куда люди — немного больше чем настоящие беженцы — приежали жить, а чаще — умирать. Названный Джеймстауном — в честь Майкла Джеймса, президета США в то время, когда грянул импульс, — деревни были в двадцать первом веке аналогом Гуверсвиллей времен Великой Депрессии прошлого века, многочисленных сообществ, названных в честь другого менее знаменитого президента.
Этот Джеймстаун, расположенный на восточном побережье в Эурике, Калифорния, образовался после Лос-Анжелесского Землетрясения 2012 года. То, что началось с нескольких картонных лачуг, переросло в последствии — следуя новым государственным тенденциям — в настоящий город за прошлые семь лет, здесь были бары, торговые центры, церковь и даже школа. Занимая акры, которые принадлежали заповеднику Секвойя, Джеймстаун использовал вольеры для животных в своих целях.
Хотя большая часть заповедника была превращена в человеческое жилье, обезьянник давно был переделан в бар с аналогичным названием, и в нем работали люди, по крайнем мере технически. Оградой «Обезьяннику» (который неоновая вывеска называла баром) была большая роща величественных деревьев, которую большинство людей, — даже того сорта, что приездажают вот в такой Джеймстаун, — предпочитало ночью обходить стороной. Несмотря на то, что деревушка была вполне миролюбивой, лес был центром плохих вещей, происходящих здесь: обычных… убийств, изнасилований, грабежей. Лесной растительности никогда не доставало удобрений благодаря потоку разлагающихся тел.
Через дорогу от «Обезьянника» военные палатки, поставленные вокруг старых зданий зоопарка, давали приют сотням путешественников, которые оставались здесь на срок от трех дней до трех или четырех месяцев в зависимости от их возможности — финансовой или физической — двигаться дальше.
Последние несколько недель палаточный лагерь был домом для банды варварских байкеров СоКол,
Фигура, прогуливающаяся по этим мерзопакостным постимпульсным трущобам, как если бы это была безобидная уличная ярмарка, принаддежала подтянутой, красивой, грудастой темнокожей женщине с высокими скулами, широким носом и огромными карими глазами, подчеркнутыми голубыми тенями. Ее темные брови были изогнуты в иронической уверенности, и это было не выражение, и ее объемные косички были украшены несколькими розовыми полосами.
Для одинокой женщины в подобном городе, «Чудачка Синди» МакИчин не показывала страха… более того, она его не чувствовала.
Кожаные штаны облегали ее фигуру как вторая кожа, угольно-черные, с оранжевой полосой обнаженного живота наверху, она едва нуждалась в маленькой маечке, которая обнажала подтянутый животик, вершины грудей и плечи, словно бросая вызов. И не удивительно, что множество мужчин приняло этот вызов, на эту женственную фигуру устремилась пара липких взглядов байкеров, выходивших из Обезьянника.
Вы, ублюдки, можете смотреть, думала она, на ее ногах были туфли на шпильке, но двигалась она так легко, будто танцевала. Вы никогда не видели никого, похожего на Чудачку Синди, но не смейте трогать, варварские отродья…
Пересекая улицу, сотрясая данными ей Богом прелестями, Чудачка Синди чуть было не врезалась в пару байкеров, выходящую из «Обезьянника».
Привычная нахмуренность толстого мужчины мгновенно сменилась плотоядной ухмылкой, когда он увидел округлые формы, с которыми он почти столкнулся. У него были длинные спутанные темные волосы, которые мылись время от времени, носил он рваных джинсовый жилет с обязательными джинсами и ботинками. Несмотря на тяжелый пивной живот руки байкера могли толщиной соперничать с растущими неподалеку секвойями, каждый бицепс был обвит вытутаированными змеями, которые волновались при сгибании рук.
— Моя вина — протянула Чудачка Синди.
Парень обвил свою змеиную руку вокруг своей спутницы, тощей, маленькой бывшей королевы выпускного бала, одетой в джинсы и кожаный жилет с цепями, с длинными светлыми волосами, усталыми голубыми глазами и душным воздухом вокруг нее. Наркотики и алкоголь до сих пор не отняли у нее остатки привлекательности.
Чудачка Синди улыбнулась женщине, та улыбнулась в ответ.
Большой пьяный байкер подумал, что улыбка предназначалась ему и сказал:
— Я мог бы принять твои извинения, Коричневый Сахарочек, — и сделал шаг к Чудачке Синди… что было ошибкой.
Первым, что он потерял, была болндинка. Выскользнув из-под обвитой змеей руки, королева бала, бросила ему:
— Будь проклят ты и твой Харлей! — и скрылась в палаточном городке, оставив байкера пялиться на Чудачку Синди.
— Эй, детка, — произнес он с все той же плотоядной усмешкой, его речь была немного нечеткой. — Трое это толпа, в любом случае.