Передача лампы
Шрифт:
Если он может использовать свой разум, чтобы помочь обезьяне успокоиться, расслабиться, то на свет появляется суперум, и вы получаете такую ясность, какой у вас никогда раньше не было, ясность, которая делает вас осознающим себя и осознающим существование, которое вас окружает, и наполняет вас невероятной благодарностью.
Дарвин может быть неправ фактически, но психологически он прав. Глядя на человека, кто угодно может определить, что у него есть что-то общее с обезьянами.
Когда я на протяжении многих лет неоднократно путешествовал по Индии, я почти все время был в поезде, в самолете, в машине, перемещаясь, двигаясь. Поезд был единственным местом, где я мог отдохнуть. Как только я выходил из поезда, как возможности отдохнуть не предоставлялось —
В основном я путешествовал в двухместном купе с кондиционером. Так как я был сильно уставшим, у меня не было никакого желания говорить с другим человеком или отвечать на его вопросы.
Как-то раз я сел в поезд в Амритсаре. Из окна выглядывал мужчина. Тысячи людей пришли, чтобы проводить меня. Его это очень заинтересовало. Когда я вошел, он коснулся моих стоп. Я сказал:
— Садись. Ты слишком любопытен. Так зовут меня. Так зовут моего отца. У меня столько братьев, столько сестер, одна сестра умерла. У моего отца очень много братьев, очень много сестер, две его сестры умерли. Мой дедушка…
— Но я ни о чем таком не спрашивал.
— Ты спросишь, — ответил я. — Вместо того чтобы терять время, я просто выкладываю тебе всю возможную информацию, чтобы потом ты простил меня, забыл обо мне и позволил мне отдохнуть, ничего не спрашивая. Я даю тебе пять минут, ты можешь спрашивать все что хочешь.
— Я не хочу, — сказал он. — Ты странный человек. Я никогда не видел таких людей. Я ничего не сказал. Ты назвал мне свое имя, имена твоих братьев, сестер, твоего отца, твоего дяди, твоих тетей, их детей, твоего дедушки.
— Значит, ты удовлетворен?
— Я удовлетворен, полностью удовлетворен.
— Это хорошо. Теперь я буду отдыхать. Больше никаких вопросов.
Но человек кипел. Это были не те вопросы, которые его интересовали. Он хотел знать, зачем пришли эти люди и чему я учу; но теперь он сказал, что полностью удовлетворен, и мы договорились, что вопросов больше не будет.
Я отдыхал, смотрел на него и видел его проблему. Он открывал свой чемодан, заглядывал в него и закрывал, клал назад; открывал книгу, заглядывал в нее и откладывал — чтобы что-то делать. Он шел в туалет и сразу выходил. Я знал, что он ничего там не делал — даже в туалет он заходил просто так и выходил. А я просто сидел и наблюдал за ним, и это еще больше сводило его с ума, потому что он знал, что я смотрю на него, и что все, что он делает, глупо, совершенно не нужно. Он снова ни с того ни с сего открывает чемодан. Он начинает читать газету, которую он читал с утра — а был уже вечер. Он, должно быть, читал утреннюю газету весь день, но он снова смотрел в нее, закрывал и откладывал, потому что он ее уже прочитал.
— Позови слугу и спроси, где проводник, — в конце концов сказал он. — Я хочу пересесть на другое место.
— В чем проблема этого купе? — спросил слуга. — Ты нигде не найдешь такого тихого места.
— В том-то и проблема, — ответил он. — Этот человек заставил меня полностью замолчать. Я не могу говорить. От этого я схожу с ума: я иду в туалет, а там мне нечего делать, и я снова возвращаюсь и открываю чемодан, но мне незачем его открывать. Это странный человек. Он просто сидит и смотрит на меня. Если бы он не смотрел, было бы все в порядке, но из-за его наблюдения и моего глупого поведения я просто хочу перейти в любое другое купе. Пусть придет проводник.
Пришел проводник и спросил:
— В чем проблема? — все купе заполнены; мы можем попросить кого-нибудь поменяться местами.
— Никаких проблем, — ответил я. — Я могу поменяться. Я могу сесть на его место, а он сядет на мое.
— Так просто. Решение прямо здесь. Почему ты волнуешься? Просто поменяйся местами, — сказал проводник.
— Ты ничего не понимаешь. Проблема в этом человеке, и какая разница — он будет создавать проблему с того места.
— Этот человек путешествует уже не один год, и я знаю его. Он не создавал никому проблем.
— Как же объяснить? — задумался мужчина. — Он ничего не делает. Он просто перестал что-либо спрашивать, а без этих вопросов, без легкой болтовни, непродолжительной беседы я схожу с ума. Его наблюдение бесит меня, а теперь еще и это — он будет сидеть на моем месте, я буду сидеть на его, никакой разницы.
— Это выше моего понимания. Я не понимаю. А ты понимаешь? — обратился ко мне кондуктор.
— Я не понимаю, потому что это очень хороший человек, и он не причинил никаких неудобств, — ответил я. — Он просто совершает некоторые невинные манипуляции: открывает свой чемодан, закрывает свой чемодан, просто так. Но это его чемодан, он может открывать его сколько захочет, я не буду мешать. Я знаю, он открывает его просто так, но это его чемодан. Он идет в туалет, для меня это не проблема, он может ходить туда сколько хочет. Он может читать одну и ту же газету сколько хочет. Он может открывать книгу и закрывать книгу. Он может проделывать весь этот ритуал, который проделывает. Я не возражаю. Почему он так беспокоится?
Но этот человек сложил все свои вещи, вышел и сказал проводнику:
— Ты должен найти для меня место; или я даже могу пойти в первый класс, не нужно кондиционера, потому что находиться с этим человеком двадцать четыре часа, — поездка длилась двадцать четыре часа, — я не доберусь до дома живым, мое сердце так колотится. И это правда — он не сделал ничего, кроме того, что назвал мне свое имя, имя своего отца…
— Но это же безобидно. Он просто представился, — удивился проводник.
Но он так и не вернулся в купе. Он ушел. Он сказал: «Неважно, где найдется место, но я не могу вернуться в это купе».
Я ответил: «Это очень хорошо. Это именно то, чего я хотел. Теперь я могу отдохнуть. И не направляйте больше никого на это место, потому что будет то же самое».
— Что же это… Ты ничего такого не сделал, а этот человек вышел из купе, а ведь он заплатил за купе высшего класса с кондиционером.
Человек безумен, он продолжает делать то одно, то другое: снова и снова переставляет мебель в комнате, перекладывает вещи отсюда туда, хотя вовсе не нужно, чтобы они так лежали, — но он не может просто сидеть в тишине. А это единственное, чему нужно научиться; то, что он не на дереве, не имеет никакого значения.
Сядьте в тишине.
Только в глубокой медитации человек выходит за пределы обезьянства, впервые становится действительно человеком.
Ошо, десять лет назад, когда я впервые с трудом преодолела динамику, это было так необычайно, что я ожидала незамедлительных результатов в форме удивительных, психоделических, духовных переживаний. Я уже практически бросила это дело и на третий день собиралась попросить вернуть мне деньги, когда, подумать только, перед моими глазами вспыхнули звезды! «Боже мой, это действительно работает!» — подумала я и начала размышлять, нужно ли мне заканчивать десятидневный курс или это было все. Когда я сняла с глаз повязку, я поняла, что это — мое первое и последнее великое духовное явление — было просто результатом слишком сильно затянутой резинки на моей повязке. Я только сейчас осознала, что где-то в промежутке между той и этой порой я перестала ожидать того, что в любую минуту в моей голове вспыхнет Вселенная. Так чудесно сидеть у твоих ног, и таять, и подниматься ввысь… Очень, очень спокойно. Это симптом среднего возраста?