Передайте в «Центр»
Шрифт:
— А при чем здесь твое начальство, Вилли? Почему оно-то заинтересовано в нашем отъезде в Россию?
— Но я же сказал тебе, Анхен, любой гражданин Германии, где бы он ни находился, останется им до конца своих дней. И верно служит родине, ее интересам. Разве это так непонятно?
— Ладно, Вилли, оставим этот разговор. Я должна хорошенько подумать над твоим предложением. И, разумеется, посоветоваться с мужем.
— Ну, если бы не ты, прекрасная моя кузина, — рассмеялся Вилли, — он бы давно уже убежал в свой Смоленск. Хорошо же ты понимаешь своего Питера!
В глубине души Анна должна была признать, что в этом вопросе Вилли был прав. Петр, особенно в последнее время, как изголодавшийся набрасывался на те немногие русские газеты, которые предусмотрительный Вильгельм всякий раз не забывал захватить с собой из Берлина, где он теперь работал. Ловкий парень этот Вилли, не раз думала Анна, упорно ведет свою какую-то очень хитрую игру. Но в словах его, к сожалению, имелась большая доля разумного. И в этом Вилли также нельзя было отказать.
Когда Анна заговорила с мужем о возможности переехать в Россию, ей стало даже как-то внутренне неловко и обидно от той откровенной радости, которая словно выплеснулась из глаз Петра. И тогда она решилась. Она написала короткое письмо Вильгельму в Берлин и вскоре получила вызов для оформления документов.
Вилли встретил ее, снял для нее уютный номер в маленькой гостинице в районе Панкова, сам отвез в большой серый дом на одной из центральных берлинских улиц и при этом вел себя предельно корректно и предупредительно.
Пожилой сотрудник ведомства, в котором теперь работал Вильгельм Клотш, был также корректно вежлив. Он долго расспрашивал Анну о том, чем она занимается, интересуется, о родителях, наконец о муже, а потом сам заговорил о развивающихся торгово-экономических отношениях с Россией.
— В настоящее время, — сказал он, — ведутся переговоры об организации в России пяти концессий. Но уже через год–другой, когда Германия завоюет русский рынок, откроются десятки концессий. Россия неимоверно богата лесом, нефтью, углем, металлом. Смешно сказать, но уже сегодня выгоднее всего вывозить от русских металлолом, которого за годы войн накопилось на полях сражений фантастическое количество. Но и это только начало. Германия создаст в России, на Украине, в Сибири акционерные общества по производству зерна и продуктов животноводства, по вывозу леса и руды, воздушным и наземным сообщениям… Перспективы прямо-таки захватывающие! Работы предстоят грандиозные! И важнее всего именно теперь, пока Россия слаба и беспомощна и даже пошла на поклон к предпринимателям, объявив это своей новой экономической политикой, насадить в ней торговые и промышленные компании, успеть застолбить основные золотоносные участки. Как вы понимаете, фрау Анна, все, о чем я только что рассказал, открывает перед вами не менее блистательные перспективы. Вам следует поселиться в Москве или Петрограде, а уж мы сделаем все, чтобы вам предоставили в одной из наших фирм работу переводчицы.
— Но я никогда не занималась этим делом. Не знаю, смогу ли так сразу…
— О, это совсем несложно. В наших фирмах работают прекрасные специалисты. Мы попросим одного из них взять над вами руководство. А остальное — дело техники. Он же научит вас всему необходимому для жизни в чужой стране. Но на первых порах торопиться не следует. Для начала вы вместе с мужем посетите его родные места, может быть, даже поселитесь там. Временно. Для этого у вас будут достаточные средства. А потом вы просто опустите в почтовый ящик вот этот конверт. Адрес здесь уже написан, — собеседник протянул Анне пустой конверт с написанным по-русски московским адресом. — Вы только сообщите, что прибыли и устроились. И все. Вас найдут и дальше возьмут все заботы на себя. Беспокоиться ни о чем не надо, но не следует и выказывать нетерпение. Все произойдет как бы само собой. А теперь, фрау Анна, я приглашу вашего кузена, который, как я вижу, совсем не зря проявил столь глубокую заботу о вас. Лично я также чрезвычайно доволен нашей встречей. Герр Клотш проводит вас к чиновнику, который займется оформлением ваших документов. Желаю вам удачи.
Документы вскоре были оформлены, назначен день отъезда. Родители мрачно молчали. С ними долго беседовал Вилли, объясняя отъезд Анны и на этот раз государственной необходимостью. Иоганн и Марта, люди, в общем, простые, привыкли верить умному, обретающемуся в высоких сферах Вильгельму. Им было жалко отпускать хорошего работника и дочь в далекую и малопонятную им землю, но спорить с серьезными доводами не приходилось. Вилли и прежде не раз давал дельные советы.
С тем Бариновы и уехали. Мать Петра действительно умерла еще в пятнадцатом году, не вынеся извещения о гибели сына, а старых знакомых ему искать не хотелось, жизнь давно уже пошла по другому руслу. Так что связи с родным городом у Петра прервались, и семья Бариновых поселилась в Брянске, где Петр без труда устроился в железнодорожные мастерские. Анна, к тому времени уже довольно прилично освоившая русский язык, стала работать в школе учительницей немецкого языка. Купили себе хороший дом с садом, разбили под окнами цветник и стали жить, вполне довольные своим новым положением и друг другом. Устроившись, Анна отправила в Москву письмо. Шло время, ответа не было, и Анна скоро стала забывать о своем послании.
В ноябре двадцать второго года, как раз накануне праздника пятой годовщины Октября, в Брянск пришло письмо. В нем неизвестный тогда Анне советник Курт Брандвайлер сообщал, что при главной конторе смешанного русско-германского общества “Эйзенаусфур Отто Вольф и К°”, представляющей концерн Отто Вольфа, в конце года будет открыто техническое бюро для консультации и доставки в Россию машин и прочих технических материалов, необходимых промышленности. Отто Вольф уже открыл необходимый кредит по договоренности с правительством Советской России, и бюро, учитывая рекомендации компетентных организаций, приглашает Анну Ивановну Баринову на работу в качестве эксперта-переводчика. Ниже сообщалось, что бюро обязуется обеспечить также работой на одном из московских предприятий ее мужа. Квартира предоставлялась.
Анна, конечно, не была настолько наивна, чтобы не понять, какая компетентная организация настойчиво рекомендовала ее германским специалистам. Она не знала тогда только одного: что это письмо навсегда свяжет ее с профессиональным разведчиком. Сперва исподволь, а позже весьма целеустремленно Курт будет учить ее агентурной работе, давать поначалу довольно простые задания, со временем усложнять их. И она станет собирать самые различные сведения об оборонных объектах, дислокации частей Красной Армии, данные на советских и партийных работников, активистов. По указанию Курта, она в течение ряда лет будет честно и добросовестно исполнять должность рядового инспектора потребительской кооперации в райцентрах Брянской и Смоленской областей. И под крышей этой вполне мирной профессии, находясь в постоянных разъездах, научится тщательно вывязывать из всякого рода отщепенцев, бывших уголовников, кулацких элементов, буржуазных националистов и белобандитов агентурную сеть, скрепляя ее письменными обязательствами и подписками.
Анна оказалась умелой и деятельной ученицей, и Курт испытывал к ней не только те чувства, какие могут проявляться у профессионального разведчика к способному ученику. Между ними завязались близкие отношения. Но, впрочем, и Анна, и Курт оказались достаточно благоразумными, чтобы не осложнять своей, и без того чреватой опасностями, деятельности. И после двух лет московской жизни Бариновы вернулись в Брянск, где был куплен другой дом взамен проданного ранее. Петр снова стал работать на заводе, переоборудованном из бывших железнодорожных мастерских.
Но в двадцать шестом году случилось несчастье — авария, в которой погиб старший мастер Петр Баринов. И раньше, и особенно в последние годы Анна задавала себе вопрос: любит ли она Петра? И вообще, любила ли когда-нибудь? Трезво оценивая свои чувства, она приходила к нелестному для Петра выводу: нет. Сперва было детское изумление, какое-то безоглядное увлечение, позже пришло тщеславное чувство обладания этим могучим диковинным пришельцем из другого мира. Он действительно был и надежным и верным спутником, удобным во всех отношениях. Она увлеклась им, но не более. Пылкость ее воображения, взращенного на рыцарских романах, в какой-то момент словно разбилась о стену его молчаливого обожания. Он любил ее — это бесспорно. Но не было ли это благодарной любовью спасенного к своей спасительнице?.. Уж очень рассудительной казалась ей его любовь, лишенная огня, ревнивой остроты, бурной страсти.