Переезд
Шрифт:
– Зачем вы ходили за кулисы? – внезапно спросил он, повернувшись к бармену.
– Чтобы сказать хозяйке, что все идет хорошо.
– Хозяйка ведь наверху.
– Есть внутренний телефон.
– Кто принял решение прекратить музыку?
– Никто. Музыканты сами знают, когда им играть, а когда нет. Их уже не слушали, да и танцующих больше нет.
Одна из трех пар направляется к выходу. Остаются две пары и одинокий клиент в баре – англичанин, дремлющий за своим стаканом виски и время от времени зовущий
– Чинь-чинь!
Нет! И «чинь-чинь» тоже не надо! Ни «чинь-чинь», ни «избави нас ото зла».
Ему довольно тягостно, что он дошел до такого. Он даже не знает, как это началось. Разумеется, это была его вина. Все всегда происходило по его вине. Бланш никогда не принимала решений. Она делала то, чего хотелось ему. Она была покорной женой. Покорной!
А разве Ирен не была покорной в меблированных комнатах? Нет ничего проще. И Ален был покорным. Если он и нарушал родительскую волю, то тайком, так, чтобы отец не знал, делает он это или нет. Он это делает, это точно. Может, он прямо сегодня поделился со своими товарищами:
– Вчера во время прогулки я принял скучающий вид, как будто мною пожертвовали при этом переезде. Сработало. Я скоро получу свой мопед.
Все они жульничали. Все жульничают. Да и сам Жовис ведет сейчас самую крупную игру в своей жизни.
Он допьет бутылку с двумя этими девицами, коль скоро так надо. В противном случае они способны вообще не выпустить его из этого кабака. Одному Богу известно, кто сейчас стоит за небольшой таинственной дверью.
Вот и еще одна пара уходит. Остается последняя – обнимающиеся влюбленные. Мужчина цинично мнет грудь своей спутницы, как будто они здесь одни.
Так, значит, прикончив бутылку...
Ах да! Он помнит... Он покорно пойдет с Алексой и Ирен...
Может, было бы не так уж и неприятно оказаться втроем в меблированных комнатах. Все трое голые! Ну как?
Однако не следует. Это еще одна западня. На улице он поглубже вдохнет воздуха и уйдет.
Рядом находятся другие ночные кабаки, рестораны, которые еще открыты. Если потребуется, он побежит, и никто не осмелится броситься за ним вдогонку. Только бы добраться до Елисейских полей, а там ему останется лишь забрать свою машину...
Доказательство того, что он не так уж и пьян, – он очень хорошо помнит место, где оставил машину. В подземном паркинге на авеню Георга V. Ему придется медленно вести машину, стараясь не нарушать правил, так как если его остановят полицейские, то, возможно, они заставят его пройти тест на алкоголе... алкоголеметре... Ну и слово! Такое слово трудно выговорить, особенно сегодня ночью!
Внезапно от одной мысли весь его пыл остывает.
А что если Фарран и в самом деле находится за кулисами, как он подумал? Что если Фарран последует за ним на своей красной спортивной машине?
На автостраде Жовису ничего не грозило –
О подобных случаях можно прочесть в газетах. Их показывают по телевидению.
Они боятся его, это точно Сколько их задействовано в этих махинациях? Есть Малыш Луи, который «угоняет» машины. Затем следует сменить номера, технический паспорт. Или кто-то из администрации торгует техническими паспортами, или же какой-нибудь специалист фабрикует поддельные.
Где-то имеется гараж.
– Что с тобой?
– Ничего. Мне жарко.
– Выпей. Шампанское тебя остудит.
Он смотрит на нее с горькой иронией. Судьба посмеялась над ним. Если сегодня ночью с ним должно что-то случиться, как выражается Бланш, то он до последнего момента будет жалеть о том, что ему попалась Ирен. Так как в конечном счете это было случайностью.
Могло оказаться так, что, когда он вошел, место рядом с Алексой было бы свободно. Он бы на него сел. Она бы повела себя, как ее товарка, потому что все они так себя вели. Значит, в соседние меблированные комнаты он бы отправился с Алексой.
А Алекса в точности соответствовала тому типу женщины, обладать которой хотя бы один раз – он мечтал всю жизнь.
Казалось бы, он еще может это сделать. Они предложили ему пойти втроем в дом свиданий.
Но это было не так. Бесполезно строить иллюзии. Все вокруг него изменилось. Последняя пара ушла. В гардеробе осталась висеть только одна его шляпа, сама же гардеробщица исчезла. Англичанин тоже.
Освещение было теперь не цвета танго, а пронзительного белого цвета, и вот уже две старые женщины принимаются подметать серпантин и разноцветные шарики.
Леон – не прежний жизнерадостный бармен, тот человек-шар, что улыбался с добродушным видом. Холодно глядя, он наполняет бокалы, как бы приказывая Жовису пить.
А вообще-то, почему он должен это делать?!
– Нет!
Он удивился, услышав, как в тишине прозвучал его голос, так как считал, что разговаривает мысленно.
– Кому ты говоришь «нет»?
Он взглянул на них – все более меняющиеся, все более жесткие, они крепко сжимают его с обеих сторон как бы для того, чтобы помешать ему убежать.
– Не знаю. Я думал...
– О чем?
– О... о своей жене.
Он сочиняет, пытается выиграть время. Главное – не упасть. Если, слезая со своего табурета, он упадет, то окажется в их власти.
Теперь он знает, когда это началось. С переезда! Потому что это не было настоящим переездом. Это было предательством. Вырвавшись оттуда, он предал их всех.
Его раздражали не одни только рисованные обои, но и славные люди с улицы Фран-Буржуа.
Кто это сказал: "Гордыня тебя погубит! "?