Переговоры
Шрифт:
– Совершенно ясно одно, – размышлял министр обороны Стэннард, – после этого Нэнтакетский договор мертв, как дронт. [8] Теперь нам придется пересматривать бюджетные ассигнования на оборону, основываясь на том, что сокращения вооружений или каких-либо ограничений не будет.
Куинн начал прочесывать бары в узких улочках, идущих от Шипперстраат.
Он приехал к десяти вечера и пробыл до закрытия баров, то есть почти до рассвета. Он ходил под видом матроса, полупьяного, говорившего на ломаном французском языке. В каждом баре он вертел в руках маленькую кружку пива, делая
8
Вымершая птица.
У большинства баров были названия вроде «Лас-Вегас», «Голливуд» или «Калифорния». Их владельцы полагали, что названия, напоминающие о заграничной роскоши, побудят загулявшего моряка поискать эту роскошь за ободранными дверями их заведения. В основном бары были грязноватые, но в них было тепло и подавалось хорошее пиво.
Куинн сказал Сэм, что ей придется ждать его или в отеле, или в машине, стоящей за два квартала на Фалькон-рю. Она предпочла ждать в машине, что не помешало ей получить довольно много предложений через окно автомобиля.
Куинн сидел и медленно пил пиво, наблюдая приливы и отливы местных и иностранных посетителей в эти улочки и бары. На его левой руке был рисунок, сделанный тушью, купленной в магазине художественных изделий, черная паутина и красный паук в центре. Рисунок был несколько потерт по краям, что указывало на его солидный возраст. Всю ночь он разглядывал левые руки посетителей, но ничего похожего не видел.
Он ходил по Гюйстраат и Паули-плейн, брал маленькую кружку пива в каждом баре, а затем возвращался на Шипперстраат и начинал все сначала.
Девушки полагали, что ему нужна женщина, но он никак не может решить какая именно. Голубые мужчины не замечали его, так как сами находились в постоянном движении. Пара барменов, когда он заглянул к ним по третьему разу, кивнули ему как знакомому: «Вернулись опять? Снова не повезло?»
Они были правы, но не в том смысле, как они думали. Ему действительно не везло, и перед рассветом он возвратился к Сэм, ожидавшей его в машине. Она дремала и не выключала мотор, чтобы мог работать обогреватель.
– Ну, что теперь? – спросила она по дороге в отель.
– Теперь есть, спать и завтра вечером начать все сначала.
Этим утром Сэм была особенно эротична. У нее было подозрение, что Куинн мог соблазниться какой-нибудь девицей в легком одеянии на Шипперстраат. Этого не было, но Куинн не хотел разуверять ее.
Питер Кобб встретился с Сайрусом Миллером по своей инициативе на самом верху Пан-Глобал-Билдинг в тот же самый день.
– Я хочу выйти из игры, – заявил он прямо. – Дело зашло слишком далеко. То, что случилось с этим мальчиком, это ужасно. Мои соратники думают то же самое. Вы же говорили, Сайрус, что до этого дело не дойдет. Вы сказали, что одного похищения будет достаточно, чтобы… изменить ход событий. Мы и мысли не допускали, что мальчик погибнет. Но то, что с ним сделали эти скоты… это ужасно… аморально.
Миллер встал из-за стола и горящими глазами уставился на Кобба.
– Не читайте мне лекций о морали, молодой человек. Никогда не делайте этого! Я тоже не хотел, чтобы так получилось, но мы все знали, что это может случиться. И вы, Питер Кобб, Бог вам судья, тоже знали. И этому нужно
Питер Кобб вернулся на свой завод очень потрясенным человеком.
У Михаила Сергеевича Горбачева также была серьезная конфронтация в тот день. Опять западные газеты были разложены на столе длиной почти во всю комнату. Фотографии в них показывали часть события, а резкие заголовки досказывали остальное. Только из-за этого ему был нужен перевод на русский язык. Переводы, сделанные в министерстве иностранных дел, были приколоты к каждой газете.
На столе были также сообщения, не требовавшие перевода. Они были на русском языке и были присланы советскими послами и генеральными консулами со всех стран мира, а также советскими корреспондентами за рубежом. Даже в странах-сателлитах Восточной Европы прошли антисоветские демонстрации. Московские опровержения были постоянны и искренни и тем не менее…
Будучи русским и к тому же партаппаратчиком с многолетним стажем, Михаил Горбачев не был тряпкой в вопросах реальной политики. Он знал о дезинформации, не даром же Кремль создал для этого целый отдел. Разве не было в КГБ целого управления, занимающегося распространением антизападных настроений с помощью хорошо нацеленной лжи или, что более действенно, полуправды? Но такой акт дезинформации невозможно себе представить.
Он с нетерпением ожидал вызванного человека. Время приближалось к полуночи, и он был вынужден отменить утиную охоту на северных озерах и связанную с ней пряную грузинскую трапезу. Это было одной из его двух страстей.
Вызванный человек пришел после полуночи.
Генеральному секретарю ЦК КПСС меньше, чем кому-либо, следовало ожидать, что председатель КГБ будет сердечным и приятным человеком, но на лице генерал-полковника Владимира Крючкова была печать холодной жестокости, что вызывало у Горбачева весьма неприятное ощущение.
Да, он сам назначил этого человека с поста первого заместителя председателя КГБ на эту должность, когда три года назад добился снятия своего старого антагониста Чебрикова. Но у него почти не было выбора.
Это место должен был занять один из четырех заместителей председателя, и на него произвел впечатление тот факт, что Крючков в прошлом был юрист, и он предложил ему этот пост. Но с тех пор у него появились сомнения в правильности выбора.
Он признавал, что на него повлияло желание превратить СССР в «социалистическое правовое государство», где будет главенствовать закон, концепция, ранее считавшаяся в Кремле буржуазной. Это было довольно бурное время, первые несколько дней в октябре 1988 года, когда он созвал чрезвычайный пленум ЦК КПСС и объявил свою «ночь длинных ножей» против оппонентов. Возможно, в этой спешке он проглядел некоторые моменты, вроде прошлой карьеры Крючкова.