Перехлестье
Шрифт:
– Красавица моя… Так ты простила или нет?
И, удивляясь самой себе, Зария четко и твердо произнесла в темноту:
– Нет. Но я могу разрешить тебе еще пару попыток.
Он снова засмеялся, и по коже девушки пронеслась новая волна мурашек.
– Я буду стараться. Только обещай. – Голос колдуна стал серьезным. – Обещай, что больше не прогонишь.
– Обещай, что больше не бросишь, – сказала она темноте.
– Я уже обещал.
Успокоенная этими словами, она уткнулась носом в тощую подушку и заснула быстрее, чем Глен успел сосчитать до пяти.
Дух печально смотрел
Призрак не способен испытывать боль. Он бестелесен. Но если пытается чего-то коснуться, пытается обрести плотность – это причиняет ему боль. Мучительную и острую, которая тем не менее отступает сразу же, стоит прекратить попытки.
Искушение. Искушение оставаться неживым, неощутимым.
Но он предпочел терпеть, лишь бы увидеть улыбку на губах Зарии, смесь восторга и желания в ее взгляде и жаркий румянец на щеках.
Как не хотелось ему уходить! Но увы. Он не мог остаться. Но одно Глен знал точно – больше ничто в мире не сможет удержать его от того, чтобы вернуться.
…Утро показалось Зарии полным солнца и света. Никогда прежде она не просыпалась такой счастливой. И ведь ничего не изменилось. Те же стены, та же крохотная келья, тот же алтарь в углу. Но все стало другим.
Девушка открыла глаза, точно зная, кого увидит. Глен сидел в изножье ее кровати.
– Доброе утро, – Зария покраснела, вспомнив то, что говорила и что испытала во вчерашнем ночном полумраке. Как ей хотелось спрятать пылающее лицо под одеялом! А еще лучше на груди сидящего напротив мужчины. Нет. Не получится. Ей выпало полюбить духа.
– Я пришел ненадолго, попрощаться. – Мужчина улыбнулся, заметив смущение Зарии, наклонился к ней и прошептал в самое ухо: – А еще посмотреть на то, что плохо разглядел в темноте.
Она стала красной как брусничка. Он рассмеялся, но тут же посерьезнел.
– У меня просьба. – Глен глубоко вздохнул. – И это важно.
Дэйн встречает бога
Волоран спешился. Фадир потряс гривой и переступил в высокой траве, обрадованный короткой передышке после долгого полета. Дэйн же смотрел на мужчину, который ожидал его в тени серой, изрезанной трещинами скалы. Мужчина не был ни высок, ни плечист. Темные глаза, темные волосы, смуглая кожа, черная борода и одежда, лишенная изящества, – простая рубаха и штаны, высокие сапоги. Словом, ничего особенного. Так вот как выглядит бог…
Незнакомец невозмутимо подпирал плечом могучую каменную громаду, жевал травинку и ждал, пока дэйн подойдет ближе.
Они стояли друг напротив друга, молчаливые, спокойные, такие разные, но притом очень похожие – холодом взглядов, лицами, хранящими одинаково суровое выражение, непоколебимой уверенностью в самих себе.
Только один молчал, потому что не считал нужным заговаривать первым, а второй просто не знал, о чем говорить. И правда, что сказать богу? Упасть в ноги и молить о милости? Гневно воззвать, потребовав ответа за все происходящие в мире беззакония? Поздороваться? А через миг дар дэйна настороженно встрепенулся, почувствовав Силу.
Все эти мысли промелькнули и исчезли. Палач не знал, с какой целью бог, которому он служил, снизошел вдруг до своего скромного слуги. Спрашивать – глупо. Посчитает нужным – сам скажет, а не скажет, так у дэйна других забот по самую маковку.
– Нет. – Спокойный голос Маркуса остановил Волорана, когда тот сделал шаг к узкой расселине – входу в Жилище.
– Нет?
– Ты нужен мне в Капитэорноласе. Такова моя воля, – добавил он, видя, что дэйн хочет возразить.
Палач магов застыл. Воля бога не подлежала сомнениям или обсуждениям. Она исполнялась. Всякий, кто этого не понимал, – умирал. Поэтому в любое другое время дэйн подчинился бы без вопросов и возражений, но сегодня…
– У них Грехобор.
Мужчина, стоящий возле скалы, кивнул.
– И его жена, – напомнил дэйн. – Я должен их бросить?
– Да.
– Почему?
Брови бога поползли вверх. Его слуга не противоречил, не отказывался от возложенного на него повеления. Но он пытался понять причину отданного приказа.
Однако Маркус не собирался ничего объяснять.
– Такова моя воля, – сказал он и уточнил: – Ты отказываешься?
– Нет, – Волоран склонил голову, словно бы в знак покорности.
– Вот только бросать их тут ты не собираешься, – закончил за него бог, которого невозможно было обмануть фальшивым смирением. – Жаждешь смерти? Учти, если войдешь туда сейчас – погибнешь.
– От чьей руки? – рискнул уточнить дэйн.
Его собеседник усмехнулся. Давно он не встречал такого упрямства. Даже как-то отвык. И вроде бы не сопротивляется, но сразу ясно – без объяснений с места не сдвинешь.
Конечно, можно без затей принудить и пойдет как шелковый, куда прикажут, однако…
– Это будет посягательством на волю бога. Отступничеством.
– И последний дэйн Аринтмы умрет, – закончил за него Волоран с грустью. – Останется только Перевозчик.
С грустью? О нет… Конечно, он очень старательно пытался изобразить огорчение, но получилось плохо. С непривычки-то. Маркус прищурился… и рассмеялся. А потом, по непонятной себе самому прихоти, все же объяснил:
– Если войдешь, они заставят твоего брата убить тебя.
– Не заставят.
– Почему? Его могут принудить, например угрожая что-нибудь сотворить с женой.
– Нет. – Дэйн пожал плечами. – Йен не вернется к прежнему. Уже нет.
– Что ж, – бог задумался. – Ты мне нужен не здесь. Потому что, войдя сюда, тебе придется делать выбор: брат или Василиса. А меня это не устраивает, как и все то, что сейчас происходит. Поэтому лети в Капитэорнолас.
– Маркус…
– Такова. Моя. Воля, – отчеканил в ответ небожитель, более не собираясь проявлять мягкость.
Сейчас на дэйна из-под личины ничем не примечательного человека смотрел грозный воин, который легко мог уничтожить не только Волорана, но и любого, кто попадется на пути. Тот, кому нельзя не подчиниться. Тот, кому Волоран когда-то поклялся служить. Бог! Поэтому дэйн кивнул и свистнул, призывая фадира. Крылатый скакун оживился, поняв, что отдых закончен.