Переход
Шрифт:
– Как вчера отгуляли?
Семён в ответ оттянул голову к дальнему плечу, приоткрыл челюсть и стал внимательно вглядываться в Гришу, потом кивнул, понимая слова: – Погуляли неплохо, дааа… – протянул загадочным голосом прекрасных воспоминаний. Цветов нарочно молчал, разглядывая, как его блестящие ботинки поднимаются по серым ступеням.
– Оторвались обалденно! Разрядились на полную катушку… Гурген тако-о-ое отфигачил, – не верил памяти Семён и качал головой.
– Наташа! – Оглянулась коренастая девушка, с прямыми до плеч чёрными волосами, карими, выпуклыми глазами, толстыми губами, уголки которых были опущены вниз. Цветову было забавно смотреть на её вечно обиженный вид, когда она, печально опустив уголки губ, думает о квалифицирующих признаках кражи или правах страхователя. Она была милая, но Цветова каждый
Семён небрежно кивнул и отошёл к палаткам, длинным составом застывшим на перроне тротуара. Пышка, как друзья звали Наташу, быстро рассказывала Цветову, что не успела подготовиться к семинару, а «уголовник» её непременно спросит. Гриша улыбался тому, как она опять чётко ответит, а её кокетство незнания превратилось в ритуал, за исполнение которого последует отличная награда.
Гриша слушал, посматривая через дорогу. На тёмной равнине, в припухшем сизом небе, словно под клубами сигаретного дыма, стояли башня, пролёт ступеней, изогнутый трёхэтажный ремень институтских зданий.
Семён закурил, и они пошли по дорожке, протянувшейся между многоэтажными домами. На асфальтовой поляне, окружённый длинными стенами полосатого, бордово-белого цвета, стоял белый куб института, в четырёх рядах квадратных окон. Над каменной лестницей нависла крыша, проросшая пнями двух бетонных стволов.
Гриша и Наташа остались на ступенях перед входом. Она медленно курила, сжимая полными пальцами, блестящими от множества колец, тонкую коричневую сигарку. Они лениво переговаривались, смотрели, как первые капли дождя взбивают пузыри в лужах на чёрном асфальте. Мимо поднимались второкурсники, складывая под навесом зонты, сбрасывая на спины капюшоны. Остановились на мгновение девушки из группы, спросили, отчего не идут наверх. «Рано» ответил Гриша, Наташа показала сигарку.
Глава четвёртая
В кабинете с тремя большими окнами напротив голой стены, сидели за блестящими партами, по одиночке и парами, несколько человек. Гриша сел за свободный стол у окна. По одному и группками заходили студенты.
Вошёл Жора – двухметровый рыжий великан, с алыми щеками и припухшим коротким носом. Над белым лбом с красными веснушками рыжие волосы вздымались волной, спускались к бритому затылку. Он оглушительно крикнул «привет», с силой сжал Цветову руку, швырнул на парту рюкзак, с грохотом свалился на стул за Гришей, развернулся к окну спиной, пробасил сразу всем: «Во, погода, да?»
Рядом с Цветовым бесшумно сел, церемонно поздоровавшись, Иван. Он поставил на колени опрятную сумку. Улыбнулась молния, на стол легла аккуратная пачка печатных листов, сшитая ровными стежками шерстяной нити, рядом белоснежная тетрадь, по обложке расчерченная идеально прямыми, параллельными чёрными линиями.
Через несколько минут в кабинете стало многолюдно. Кто-то читал, подперев руками нависшую над книгой голову. На последней парте кто-то списывал, придерживая пальцем строчки в чужой тетради. Две девушки по очереди кусали огромное жёлтое яблоко, и ставили его между собой на парту. Двое друзей, склонив друг к другу головы, вписывали буквы в перекрёсток кроссворда. Наташа говорила с Катей, поддерживая подбородок на подносе ладони, а перед ртом шевелились пальцы, словно щупальца. Вдоль коричневой доски, от окна к двери ходила худая девушка в очках, с тетрадью перед лицом. Она останавливалась, прятала тетрадь за спину, (подарок для ребёнка), шептала, кивала словам, вновь подносила к глазам текст и трогалась с места. Иван с Гришей разговаривали у окна, поглядывая на мокрый асфальт, лужи, и бордово-белый полосатый дом напротив, что за туманом дождя казался грустным. Цветов рубил разговор ударом руки, стирал в ладонях, зачёркивал указательным пальцем, Иван в ответ степенно кивал, или размеренно отсчитывал маятником головы несогласные секунды. Через распахнутую дверь входили, выходили студенты, заглянула пепельная голова, определила по лицам курс и исчезла. Жора посидел за партой, достал толстый том «Войны и мира», вложил палец закладки, пошёл по кабинету. Он заглянул сверху-вниз в разговор девушек; они сидели гнездом на стульях и партах, говорили, что зимой ногти не растут; одна из них купила прекрасную жидкость для снятия лака, очень дорогую, но не могла удержаться, – Жора захотел купить себе жидкость, оказалось, он давно мечтал окрасить мизинцы, – но девичьи рты сжались, брови поникли к глазам, – тогда он рассказал, взмахивая над головами громадной рукой с книгой, так, что они пригнули головы, как необходимо помогать страждущему, а не супонить брови, ибо так велит великая русская литература. Одна из девушек прощально кивнула ему ладонью к доске; «Жора!», строго сказала другая, – и он пошёл дальше, чтоб вытянув шею, через плечо подсмотреть короткометражный фильм из фотографий. Он поощрительно похлопал по плечу щуплого паренька, поднёсшего к носу развёрнутый учебник, но мгновенно сорвался к доске, возмущённо бася «Что же это такое!», пытаясь охватить огромными руками двух сокурсниц, которые смеялись, увёртывались от его рук и защищали рисунок головы мокрой тряпкой на доске, которой в затылок вонзилась меловая стрела с оперением «Жора».
Ровно в два вошёл лектор, закрыл за собой дверь, поторапливая оставшихся в коридоре. Преподаватель по трудовому праву, толстяк лет сорока пяти, с толстыми щеками, полулысой головой. Волосы росли на затылке, а от уха до уха к потной коже прилип чёрный локон, разделявшийся стрелками, как проросший лук. Он положил на стол портфель, поздоровался. В ответ все встали с мест, только Жора широко расставил руки, сделал видимое усилие, услышал «садитесь», в изнеможении откинулся на спинку стула, громко выдохнул, отчего лектор подбросил от стола взгляд.
Лекция начиналась медленно и неторопливо. Преподаватель, поникнув головой над пачкой листов, мямлил: «В прошлый раз мы с вами остановились на теме „Трудовой договор“. Мы рассмотрели основания прекращения трудового договора. Сегодня мы пойдём дальше. Сегодня мы рассмотрим основания расторжения трудового договора, заключённого на неопределённый срок, по инициативе работника. Мы, прошу вас собрать ваше внимание. Тема важная и интересная. Всем вам придётся с ней столкнуться».
Цветов стал записывать за многословным лектором редкие нужные предложения. Жора что-то спросил. Лектор поднялся со стула, стал рядом с партой, торопливо отвечал, по очереди вынимая из замка между грудями ладони. Потом помолчал, пригладил блестящий локон, спросил: «Я ответил на ваш вопрос?» Жора кивнул, совой глухо крикнул «угху».
Цветов медленно дописал предложение, повернул голову, осматривая кабинет. Челюсть плавно потянуло вниз, он кивнул головой и проглотил зевок. Гриша раскрыл «Дворянское гнездо», из страниц на стол скользнула фотография белой церкви в зелёном поле.
Повернулась Катя Севела, спросила:
– Что читаете?
– Проект нового уголовного кодекса, – ответил Иван.
– А ты?
Гриша поставил на развёрнутые страницы книгу обложкой к Кате. – Ого, – она улыбнулась, – интересно?
– Очень!
– Ну-ну, читайте, – улыбнулась она опять, повернулась спиной в сером свитере, где по оранжевым полочкам скакали белые олени.
Внимание к преподавателю быстро рассеялось; кто-то лёг на парту, зашептались, на листках зачертили игры, зашуршали газеты. Лектор стал постукивать ручкой по столу, приговаривая: – Потише. Потише, пожалуйста. Я понимаю, все мы устали. Так, в том углу сидим, слушаем меня или не слушаем?
Повернулась Наташа, спросила, где Алексей. Гриша ответил, что у зубного врача, распиная пятернёй обложку на парте. – А что случилось? – брови у Наташи взлетели вверх, сложив на лбу мелкие морщинки, а уголки губ опустились ещё ниже. Лицом к окну ухом к Грише повернулась голова Кати.
– Выбили пломбу.
– Ах, боже мой, – прикрыла Наташа рот пухлыми пальцами, густо унизанными разноцветными колечками, – Ты слышала? – толкнула она пальцем в спину Катю.
– Да сам он виноват, – с громким голосом между плечами Ивана и Гриши появилось веснушчатое лицо, – нечего по ночам лазить по чужим районам. Надо же думать!
– Причём он лучше других знает, как опасно в глухих местах, – у него друга закололи ночью на стройке.
– Мы вам не мешаем? – радостным голосом спросил лектор, – может быть нам выйти? – Девушки отвернулись к доске, Цветов взглянув на преподавателя, опустил глаза в книгу, Жора выпрямился, и стал рассматривать, как у лектора сполз синий, скошенный на бок узел галстука, открыв белую пуговку рубашки.