Перехваченные письма
Шрифт:
Без даты
Тятенька мой милый, мой родной, грустно мне, когда я остаюсь одна, да все не знала, почему. Но сегодня утром, помолившись, как всегда, за обыденной работой мне вдруг стало ясно, почему мне грустно. Милый мой, если я тебе скажу, у тебя немедленно будет ласковый ответ «нет», а потому лучше прочти внимательно и подумай.
Сегодня до моего сознания ясно дошло, что я тебе не чета, я тебя размагничиваю и способна превратить тебя в такое же обыденное существо, какое я есть сама. И вот теперь, когда я это окончательно поняла, Тятенька, мой крошечный котенок, не оспаривай, а подумай, не лучше ли нам сейчас же разойтись по разным квартирам.
Я твоих детей не покину, да и мои они уже, я буду о тебе
Не сердись, Тятенька, мой родной ребенок, что я предпочла написать тебе, вместо того, чтобы поговорить на сей счет, но не хочу я заставлять тебя кривить душою по твоей большой доброте ко мне.
Я же буду по-прежнему молиться о благе для тебя. Будь здоров и счастлив, мой котенок родной. Благодарю тебя за все, что ты сделал по сию минуту для меня.
Бетя.
3 августа 1942
Милый Илюша. Поздравляю тебя с именинами. Очень соскучился по тебе, Степан, Бетя и Тятя тоже… Я уже пишу мои сны, но я их не написал тебе, потому что они очень длинные, и напишу один из них в следующем письме, когда я его напишу. Целую тебя, поцелуй дядю Александра и тетю Ирину. Борис.
5 августа 1942
Я немного помогаю тети Бети в огороде, а теперь мы неходим на поле. В воскресенье тетя Бетя пошла на поле, но была плохая погода и мы остались с бабушкой дома… Целую тебя и Илюшу и дядю Александра. Степан Татищев.
6 августа 1942
Бетти диктует во сне (Запись разговоров во сне Бетти).
Родись мы оба в один день, нам было бы не так радостно встретиться.
Жизнь — очень сложная арифметическая задача для тех, которые не умеют читать задачи, но для тех, кто понимает с первого раза, что прочел, для тех эта задача сразу решена: 1–1+1=1 (все равно, какой 1 впереди, какой после, какой плюс, какой минус, какое равняется).
Тебе сию задачу нетрудно решить, как ее давно решили. Ты и сам ее понял и объяснил, тебе повезло, но не думай, что все люди на свете понимают, как ты понял. Ты малое дитя. Дина тоже все поняла (так же, как и я, серая, хотя она умная, а я нет, мы поняли одинаково).
Одна из сестер покойной Дины была схвачена немцами и погибла в лагерях смерти. Что стало с другой — не знаю. Последнюю встречу с погибшей Бетси я хорошо помню. Я был у них, она вышла проводить меня в коридор. Попросила благословить, так как знала, что положение очень опасное. Немцы вылавливали евреев. Я благословил ее и больше не видел. Через несколько дней ее забрали навсегда.
Мы шли в булочную La Fraternelle по дороге, которая ведет в Малабри. Тогда мне казалось, что булочная находится далеко от дома. Бетя сказала: «Я скоро уеду. Меня заберут». Я ей не поверил, это казалось мне невероятным. И с какой стати, если она не сделала ничего плохого? Но она была в этом уверена. Все говорят, сказала она, что людей забирают.
Как-то утром два французских полицейских в штатском позвонили в дверь. Я думаю, что это были полицейские из комиссариата в Со. Они пришли арестовать Бетю. Мой отец сказал, что она больна и не может никуда идти (так я понял тогда; много позднее я узнал, что Бетя ждала ребенка). Один из полицейских пошел к телефону. Затем он вернулся и объявил, что это ничего не меняет, — Бетя должна следовать за ними.
Она собрала кое-какие вещи, попрощалась со всеми нами, задержалась этажом ниже, чтобы попрощаться с соседями, и ушла с полицейскими.
Несколько дней спустя на нашем балконе, выходившем во двор, я обнаружил идущий вниз провод, с помощью которого можно было спуститься на один этаж, на балкон к соседям. Им никто никогда не воспользовался.
Глава 3
ДУХ и плоть
Мой отец происходил из «ассимилировавшейся» семьи, моя мать также стремилась к ассимиляции, особенно после войны. Мне кажется, что сначала желтую звезду носила только она, а потом и отец пошел в комиссариат получить свою — для того, чтобы разделить судьбу жены. Но некоторое время спустя, в связи с какой-то brimade [262] , отец отправился в тот же комиссариат и вернул им звезду. Ему повезло, он попал на полицейского, который, будучи то ли терпимым, то ли слишком вялым, а может быть и тайным участником Сопротивления, не задержал его.
262
Притеснением (фр.).
Но в полицейском реестре он продолжал числиться как еврей, и это скоро напомнило о себе: началась конфискация автомобилей (у нас его не было), радиоприемников, велосипедов. После этого последнего унижения родители решили, что надо перебираться на юг, в зону, еще называвшуюся «свободной». По словам матери, это она настояла на отъезде, потому что отец, как человек рациональный, не мог понять, зачем нацистам трогать неимущих евреев; он считал, что им не нужно ничего, кроме еврейского золота, которое было только у богатых.
Перебраться через демаркационную линию нам помог Жан Полян. Правда, первая попытка не удалась. Накануне отъезда нашего «проводника» арестовали, и на рассвете нас разбудили и потребовали, чтобы мы срочно покинули гостиницу, где мы его ждали. Мы были измучены, и мать умоляла хозяина гостиницы дать нам возможность выспаться. Но вторая попытка, некоторое время спустя, оказалась удачной. Я не знаю, где это происходило. Я слабо помню, как мы шли по узенькой тропинке через лес, вечером или ночью, как меня строго предупредили, что я не должен произносить ни единого слова, и как родители хвалили меня за мою сознательность, когда мы наконец, оказались в свободной зоне.
19 июля 1942
S'ederon, Dr^ome
Был очень рад узнать, что вам удалось попасть в наши места и что у вас все сравнительно благополучно. Надеюсь, что вам удастся найти какую-нибудь работу, хотя это не очень легко по нынешним временам.
От наших общих знакомых я узнал, что умерла Дина. Что с ее детьми и мужем? Не знает ли Ида, что сталось со всеми нашими согражданами и как это узнать? У нас много родных и близких в Бессарабии и в Одессе, мы ничего о них не знаем. Как живет Шура и вся его семья, т.е. Аня, дети и мои тетки в Париже? Что с Поплавскими, со всеми, кто бывал когда-то на террасе?
Я здесь вот уже два года; ничего не делаю. Все беды и ужасы нашей эпохи здесь смягчены. Морально все-таки лучше, чем где бы то ни было. Пропитание тоже лучше, но ухудшается с каждым месяцем.
Относительно заработков: мне говорили, что в городах ошалевшая мещанская публика усиленно покупает художественную халтуру всякого рода: картины, изображающие цветы, фрукты, кошек и т.д. Быть может, вы бы могли заняться этим, как ни противно? Требуются яркие краски и дешевые эффекты. В Ниме и Монпелье можно продать.
Если будет малейшая возможность, пошлю вам сыру или яиц. Теперь это стало труднее. Это все, что можно отсюда послать.
Искал на карте место, где вы поселились, но не нашел. Хорошо, что поселились в маленьком месте, это теперь лучше всего.
17 августа 1942
Был очень рад, что содержимое посылки пришлось вам всем по вкусу. Впредь смогу время от времени кое-что посылать. С овощами здесь не густо, смогу посылать сыр и яйца.
Из Парижа ужасные известия. Я очень обеспокоен о Шуре и всей его семье, не имеете ли о них известий, также о Котляре? Вы очень удачно выскочили из беды. О себе тоже беспокоюсь, с иностранными евреями теперь плохо обстоит. Я не апатрид, румынский гражданин; но все, конечно, висит на волоске.
О Кавказе не беспокойтесь: выдержат. И еще им наложат. В конечном результате этой мировой катастрофы у меня никаких сомнений нет. Хотелось бы только дотянуть до этого результата, а это будет трудно.