Переиграть войну! В «котле» времени.
Шрифт:
– В деревню с Казачиной пойдем. За хавчиком. Вот только на что менять - ума не приложу.
– А на это!
– В руках у Люка появились наручные часы.
– Откуда дровишки?
– Да еще вчера, когда тех немцев прятал - с документами отжал. Не с Джи-Шоком же на руке рассекать.
– Верно. Угости сигаретой, я свои в штабе оставил.
Мы покурили Саниного «Беломора». Не удивляйтесь, он всегда его на выезды берет. Привычка такая у человека.
– Ты как себя чувствуешь?
– вдруг спросил Люк.
– Не кошмарит?
– Нет. А что, должно?
–
– Знаешь, Саня… Если честно, я пока не очень въехал. Иной раз мозгом понимаю, что это не игра ни разу, а вот не страшно пока. И немцы, зарезанные ночью пока не приходили.
– Повезло. Мне мой первый дух года три снился… Ну, поживем - увидим.
Потом я искал «хламиду». Нашел. Да, если это - «немного смолой запачкано», то я - Дэн Сяо Пин. Ну, ничего, издалека за крестьянина сойду. Поменяв куртку на это «нечто», я задумался о штанах. Мои понтовые «немецко-спецурные» брюки плохо гармонировали с остальным нарядом. О, есть идея! У меня в бауле треники лежат. «Пумовские», темно-синие. Так, и ботинки на кроссовки махнуть надо.
Когда я вышел из радиосарая и направился к «штабу», где лежали мои баул и рюкзак, меня перехватил экс-майор.
– Товарищ старший лейтенант, можно вас на минуту.
– Да, слушаю вас, Вячеслав Сергеевич.
Он удивленно поднял брови, видимо, не ожидал, что я запомнил его имя-отчество.
– Товарищ старший лейтенант, можно мне с вами остаться?
– В смысле?
– Лейтенант Сотников провел с нами беседу. Он предлагает идти на прорыв. Говорит, что устав обязывает.
– Ну, так идите, я что, вам запрещаю?
– Я хотел бы остаться с вашей группой.
– Почему?
– Видите ли, товарищ старший лейтенант…
– А давайте без козыряния, лады?
– Видите ли, Антон Олегович, я в армии - всю жизнь. Но то, что я увидел этим утром, меня очень удивило. Не перебивайте меня, пожалуйста. Поймите, мы готовились к войне много лет. И что, спросите вы? А вот то! Две недели - и Минск сдали. По моим расчетам, немцы уже должны к Смоленску подходить. Я видел, как мы воевали. Да, героизм, да стойкость. На наших глазах батальон шестьдесят четвертой дивизии в контратаку ходил. Их подняли на пулеметы на трехстах метрах. Так они и ста шагов не пробежали - немцы половину выкосили. А вечером они снова в атаку пошли. И снова с большого расстояния в полный рост. А как рядовые стреляют, я знаю не понаслышке да и вы, я думаю, тоже.
А то, что вы сегодня мне с утра показали - это что-то невероятное. Три человека за минуту расправились с отделением! Я лежал с остальными за бревнами, так они по разу из винтовок пальнули, да и то, когда вы уже все закончили. Вы воевать умеете! И я хочу воевать вместе с вами!
– Так, Вячеслав Сергеевич, эти вопросы решаю не я, а командир, но я ему передам вашу просьбу. Да, у меня для вас еще одно задание есть.
– Какое же?
– Вы наверняка знаете расположение окружных артскладов, так?
– Раньше точно знал, но я уже два года как рядовой.
– Не надо кокетничать! Я не думаю, что вы пропускали такую информацию мимо ушей. Так что, пока я в деревню - вы вспомните, и доложите капитану или майору. Договорились?
– Да.
Пока я переодевался и докладывал командиру о «брожении умов», к нам в «штабе» присоединился Бродяга. Послушав немного о разброде и шатании, он хмыкнул и изрек:
– Майор-гаубичник? Да полезный персонаж, почему бы его ни оставить. Вот только проверить его надо! А то, вдруг, он нас немцам сдать хочет?
– А нафига ему это?
– Советской властью он сильно обижен. Где, говоришь, он лямку до этого тянул?
– По словам сержанта, в КОВО.
– Ага, значит, скорее всего, из «тухачевцев».
– А это ты с чего взял?
– вмешался в разговор Фермер.
– Саш, у нас с тобой «заточка» разная. Вас, армейцев все эти тонкости не касались, а я и в комендатурах послужил, и на курсы «повышения кривофикакции» ездил. Так что, об этом, могу с уверенностью говорить. Скорее всего, он не из «преторианцев», иначе давно в овраге бы уже гнил… Ладно, я к нему присмотрюсь.
В дверь сарая постучали.
– Входите, открыто!
– крикнул Фермер, а Бродяга, сделав мне, знак приготовиться, достал из кобуры ТТ.
Но напрасно мы так волновались - это был лейтенант Сотников. Странно было только то, что он не стал заходить внутрь, а переминался с ноги на ногу у порога.
– Что случилось, лейтенант?
– сурово спросил командир.
– Товарищ майор госбезопасности, мы собираемся уходить, и я хотел бы с вами поговорить об этом.
– Мы уже разговаривали об этом, лейтенант!
Наверное, я что-то пропустил, так как не очень понимал, к чему весь этот разговор.
– Мои бойцы хотят тоже спросить вас о сложившейся ситуации.
– Ну, пойдем, поговорим… Товарищ капитан, и вы, товарищ старший лейтенант, пойдемте со мной.
Выходя вслед за двумя Сашами из сарая, я только подумал: «К чему такая официальность?», но, увидев собравшихся перед сараем окруженцев, решил оставить рефлексии на потом.
– Слушаю вас, товарищи бойцы.
– Сказал Фермер.
Вперед выступил сержант Несвидов:
– Товарищ майор госбезопасности, - со значением начал он, - нам товарищ лейтенант дал приказ идти на прорыв.
– И что? Он ваш командир.
– Но многие из нас хотят остаться с вашей группой.
«Вот как, уже многие?» - подумал я.
– И что вас смущает, сержант. Оставайтесь.
– Но лейтенант, ссылаясь на Устав, говорит, что это - воинское преступление. Дезертирство.
– Тут лейтенант Сотников немного заблуждается. Вы же не домой собрались, и не в ближайшее женское общежитие. Оставшиеся с нами, после рассмотрения кандидатур и проверки будут приняты в Особую разведывательно-диверсионную группу Госбезопасности, - Саша говорил веско, тяжело, как будто чеканя слова из тяжелой звонкой бронзы.
– Легко не будет никому: ни тем, кто решит пробиваться к своим, ни тем, кто решит остаться.