Переиграть войну! В «котле» времени.
Шрифт:
– Откуда?
– от удивления я выпучил глаза. Ну, еще бы, Ломжа находится километров на триста западнее Минска, если не на четыреста, да и Гродно - тоже не близкий свет.
– Мы из пятьдесят шестой стрелковой, - устало проговорил сержант.
– Ну, товарищи, вы и даете!
– только и мог сказать я.
– Что «даем»?
– переспросил сержант.
– Молодцы вы! Но об этом - потом. А сейчас вам отдохнуть надо. Так что, поехали.
И мы поехали.
…..
Отправив ребят на задания,
Примерно через полтора часа на связь вышел Бродяга и сообщил, что, по его мнению, шоссе минировать лучше с утра. Пришлось с ним согласиться. Но с этой точки надо уходить как можно быстрее. Саперов должны хватиться примерно через час, и, вряд ли на их поиски немцы поедут на ночь глядя, но, все же, весь двадцатилетний опыт Александра восставал, против такого явного нарушения правил.
«Все-таки игрушки наши меня расхолодили: невыполнение приказа - это не повод к расстрелу, а обыденность; бойцу, заснувшему на посту, грозит не тюрьма, а, максимум, дружеское внушение в непарламентских выражениях и прочие либерально-разгильдяйские заскоки. А ребята хорошие, надежные, но многие из них никогда крови не лили, ни своей, ни чужой. Хотя Антон, вот, сподобился. Надо с ним поговорить будет, когда вернутся. А то вдруг у парня планку сорвет».
Тут его окликнул Дымов:
– Товарищ майор, а с немцами, что будем делать.
«Да, что со всеми этими немцами, делать-то будем. Думал ли ты, майор Куропаткин, что когда-нибудь попадешь на ту, самую страшную и кровавую Великую Отечественную? В школе - да, в училище, когда разбирали на примерах операции партизан и диверсантов - да, а вот после? Нет, не помню. Узнать бы кто так пошутил, с чего нас - расслабившихся и ожиревших, перебросило сюда, в пекло»?
– Трупы оттащите в поленницу - сожжем. А живого… - и Фермер сделал характерный жест рукой у горла, - а потом, туда же.
В небе послышалось басовитое гудение, и Александр, подняв глаза, увидел высоко, километрах в трех большую группу самолетов, медленно ползущих на восток.
«Немцы. Эх, аэродром бы пошерстить… Но как? Нет взрывчатки, оружия, карт, подготовленных людей… Практически ничего нет, даже еды. Но ведь они», - он посмотрел на окруженцев, отдыхавших, сидя на бревне, - «наши предки, тоже ничего имели! А у нас, вдобавок есть опыт всей этой войны, и еще десятка - бывших после. Будем драться! Будем».
И самозваный майор госбезопасности пошел к людям, которым, по его мнению, предстояло стать ночным кошмаром для врага, вторгшегося на нашу родную землю.
…..
Ехали мы не долго. Через несколько десятков метров
– Товарищ сержант, - обратился я к Тотену «на новый лад», - мачетку давай.
Взяв «Кершо Оуткаст», который сам же Алику и подарил год назад (или шестьдесят семь лет вперед?) я быстро вырубил несколько шестов, после чего, с помощью сержанта-пехотинца, сделал из двух слег и мотоплаща носилки для так и не пришедшего в себя энкавэдэшника. Из трех палок я соорудил что-то вроде шалаша над мотоциклом, и замаскировал импровизированный «мини-гараж» зеленью. В путь мы выдвинулись в следующем порядке: ваш покорный слуга, навьюченный немецким барахлом и мешком с продуктами, впереди, в качестве передового дозора, за мной - Тотен, нагруженный мешком с едой и тремя винтовками, следом бойцы на носилках несли лейтенанта. Замыкал колонну сержант, тоже тащивший мешок и остальное оружие. Медленно и печально шагали мы по лесу. Примерно через час нашего марша с Аликом связался Фермер. Свистом подозвав меня, Тотен протянул мне гарнитуру.
– Арт в канале. Слушаю тебя, Фермер.
– Как ваши дела, Тоха?
– Ковыляем потихонечку. Провизией запаслись. В деревне напоролись на немцев. Ведем с собой четверых окруженцев.
– Как напоролись?
– Долго рассказывать. Лучше - лично.
– Шумели сильно?
– Не очень, но пострелять пришлось.
– Что за окруженцы?
– С границы идут. Один из них - лейтенант ГБ.
– Докапывался?
– Да. Но он, похоже, контуженый. Сейчас в отрубе.
– Когда рассчитываете прибыть?
– По моим прикидкам - минут через сорок, может быть - через час.
– Понял тебя. Отбой.
Еще, примерно, минут через двадцать мне пришлось объявить привал, поскольку бойцы, несшие лейтенанта, выбились из сил.
– Так, Алик, давай сюда воду!
– скомандовал я.
Тотен протянул мне свою флягу.
– Товарищи бойцы, - обратился я к окруженцам, - ложитесь на спину, ноги положите на мешки. Вот вода, сильно не усердствуйте, по паре глотков - и все.
Потом, вспомнив, что они последние пару дней, а может и неделю, практически ничего не ели, я, наклонившись к Алику, спросил:
– У тебя шоколад остался?
Он молча протянул мне плитку Ritter Sport'а. Незаметно для окруженцев я сорвал обертку и, разломив плитку на четыре части, протянул им на ладони.
– Что это, товарищ старший лейтенант?
– спросил сержант.
– Шоколад. Ешьте мелкими кусочками, и обязательно запивайте водой.
– Но здесь четыре куска, а нас - только трое?
– Лейтенанту тоже надо дать.
– Но он же без сознания!?
– Сейчас, приведем его в чувство.
– Ответил я, присаживаясь рядом с энкавэдэшником.
Протянув к его лицу руку, я несколько раз нажал ногтем точку на верхней губе. Лейтенант замотал головой и открыл глаза.
– Как ваше самочувствие, товарищ лейтенант?
– Что? Где я?
– и рука летехи потянулась к тому месту, где раньше висела кобура с пистолетом. Что-то мне в этом движении показалось странным.