Переиграть время
Шрифт:
Досье гласит, что «я» состою в чине майора (нехило, однако!), 27 лет от роду и т. д. и т. п. В нужное нам время О.С. Орлова находилась на задании где-то в Сибири и непосредственного участия в военных действиях не принимала. В общем, всё складывается как нельзя более удачно.
— Значит через два дня всё сделаем, — подытожил Рудов. Коротко взглянул на меня. — Не передумала ещё ехать? Понимаешь же, если что случится, вытащить тебя я не смогу. Второго такого прибора просто не существует. И потом, существует вероятность, что аккумулятору после перемещения так далеко во времени придётся
— Пробьёмся! — бодро поднимаюсь, потягиваюсь, подхватываю папку с документами и своей легендой. — Неужели вы думаете, что я упущу свой шанс первой побывать в прошлом? В таком случае, профессор, вы меня плохо знаете!
Рудов коротко смеётся. Провожает до дверей.
— Через два дня я тебя жду. Со всей униформой и полной экипировкой.
— Есть, товарищ генерал! — по-военному отдаю честь.
Через восемь дней я уже была готова поверить, что Ольга С. Орлова, агент НКВД, и простая жительница XXI века — на самом деле одно и то же лицо. Новая жизнь закружила, увлекла и затянула в себя, не давая опомниться. Впрочем, это была отличительная черта того временного периода.
Всё прошло на редкость замечательно. Временной переместитель, замаскированный под обычный медальон на цепочке, сработал как надо. Аккумуляторы нагрузку выдержали, так что мне не требовалось опасаться, что я теперь навеки застряну в 1945. Можно было со спокойной совестью приступать к своему заданию, что я в общем-то и делала.
Получить назначение не составило никаких проблем, ибо бумаги, сфабрикованные Рудовым, под чьей-то витиеватой подписью, быстро получали всеобщее обдобрение. Получив практически полную свободу действий и инструкции от штаба, которых мне требовалось придерживаться, я на поезде добралась до нужного мне пункта и стала ждать прибытия своего импровизированного отряда. По моей просьбе, Дёмин с Погодиной уже были осведосмлены о том, что к ним в скором времени присоединится наблюдатель. Лишние расспросы были мне ни к чему.
Самым тяжёлым испытанием было оставаться вне дел. Когда сроки приезда подошли к концу и стало понятно, что команда до взрыва не появится, больнее всего было сидеть в своей комнате и ни словом, ни жестом не намекнуть о том, что нельзя запускать механизм завода. Запрещено, табу — потому что любое моё вмешательство, по словам Рудова, неизбежно вызовет разрушение УВЦ (Уникальной Временной Цепи), что приведёт к глобальным изменениям в будущем.
Значит, если мина взорвалась, мне нельзя ничего предпринимать.
Только сидеть и ждать.
На десятый день после моего перемещения в прошлое, прогремел взрыв. Всё шло, как и предполагал Рудов. Эксперимент можно было продолжать, не опасаясь временной катастрофы, но кто может сказать, что мне по-прежнему этого хотелось?
— Товарищ майор, команда Дёмина прибыла и была направлена на ночёвку в местный Дом Колхозника. Приказы будут?
Отрываюсь от меланхоличного созерцания стены и с усилием концентрируюсь.
— Нет, спасибо. Передайте им… а впрочем, ничего не надо. Я зайду к ним сама попозже.
Солдат кивает, и выходит. Откидываюсь на спинку малость покорёженного стула. Да, пора уже приниматься за работу. Профессор же меня предупреждал, что это время — не для людей со слабыми нервами. И я всё это знала. Значит, пора прекращать эту затянувшуюся депрессию и самобичевание, потому что толку от этого всё равно никакого нет.
Короткий взгляд на часы — почти десять вечера. На улице уже темно. Может всё же стоит подождать до утра и отложить знакомство. Тем более, не думаю, что они в состоянии сейчас адекватно воспринимать всё, что я собираюсь сказать.
Вздыхаю и поднимаюсь. Нарыв лучше вскрывать быстро, так меньше боли.
Дорога до заброшенного театра уже выучена наизусть, и тем не менее, всё равно замедляю шаг. Наверное это нормальная реакция человека… хотя мне всегда думалось, что я сильнее. До тех пор, пока не увидишь всё собственными глазами.
За последним поворотом слышатся гневные выкрики, и я, недоумённо оглянувшись назад, прибавляю темп. Картина, открывшаяся глазу, заставляет нервно сжать кулаки.
Вот ты какой, Рудольф Онезорг…
И как же так угораздило?..
Толпа уже прижала его вплотную к дверям. Онезорг не защищался, только молча пытался прикрыть лицо рукой. Проклиная всеми известными словами безответственного Дёмина, который исчез невесть куда, вместо того, чтобы охранять бесценного союзника, я протолкалась ближе к немцу. Даже не рискнув представить, что сейчас сделают со мной, выскользнула вперёд и раскинув руки, загородила Онезорга. Толпа на миг опешила.
— Что вы делаете, товарищи?! Он не враг нам!
До одурманенных слепой ненавистью людей мои слова не доходили. Толпа напирала. Железные вилы скользнули по рукаву формы.
— Убём фрица! Смерть немчине!!!
— Остановитесь, приказываю!..
Тяжёлый удар рукоятки вил пришёлся в бровь. Я едва устояла на ногах, в глазах потемнело. Если я сейчас потеряю сознание, нас просто затопчут. Напрягая всю волю, подрагивающей рукой вытащила из кобуры оружие. С тихим выдохом люди подались назад.
— Кто шагнёт вперёд, застрелю, — тихо пообещала я, целясь почти вслепую. Впрочем, особой меткости здесь и не требовалось. Стреляя в толпу, в кого-нибудь непременно попадёшь, даже не умея стрелять. Только вот мне уж очень не хотелось этого делать. А стоящим передо мной очень не хотелось умирать из-за какого-то немца. С приглушённым ропотом колхозники разошлись, сжимая в кулаках бесполезные вилы.
Оружие впало из ослабевшей руки, и я пошатнулась, не удержав равновесия. Сильные руки бережно поддержали меня сзади, не давая упасть. Кровь заливала лоб, каждое движение отдавалось глухой болью в мозгу. Чуть слышно зашипела, пытаясь встать ровно.
Сзади всё та же осторожная помощь, словно ожидая в любой момент удара. Сдаюсь.
— Вы понимаете по-русски, герр Онезорг? Помогите мне дойти до стола, пожалуйста.
Вздрагивает в ответ на мой «герр», но так же молча поддерживает меня, помогая добраться до комнаты и бессильно рухнуть в покосившееся кресло. Принимаю бережно свёрнутый платок, вытирая кровь. Пожимаю плечами на тихое, с отчётливым акцентом: «Спасибо». И ещё раз, уже видимо на тот случай, если произнёс неправильно — Danke.