Переключение передач
Шрифт:
— Еще как нужны, — подхватил Брюс.
— Я думал, он убежит. Либо удерет, либо облюется, — произнес Род.
Лэндон хохотал, обвив его руками за талию. Так непривычно, что его обнимали при друзьях. Род наслаждался этим ощущением, не хотел, чтобы оно сходило на нет.
— Я тут ни при чем. Брюс выложил все как на духу, рассказал всему магазину о нашей личной жизни.
Ник пытался сделать вид, будто расстроился, но, по сути, против разговора не возражал.
— Я рассказал Роду о нашей личной
— Что? Тебя попросила футболка?
Лэндон сел прямее, стиснув Рода крепче.
— На футболке говорилось: «Попросите меня посоветовать мои любимые изделия». Мне показалось, что идея отличная: для нас все было в новинку, да и изделия не помешали бы. Носи такую футболку в своем секс-шопе. Мне она понравилась.
— Посмотрим. Она давала повод для очень интересных бесед и даже добыла мне пару телефончиков.
В ту же секунду, что слова слетели с губ, он пожалел, что не затолкал их подальше. Не нужны ему никакие телефончики. Пока Лэндон рядом.
— Эй.
Лэндон укусил его за шею, и Род задрожал, сходя с ума от ощущений.
— Да не нужны мне никакие телефончики. Ого, первый раз со мной такое.
— Безумие, да? — проговорил Брюс. — Я обалдел, когда влюбился в Ника и понял, что, кроме него, мне никто не нужен.
При слове «влюбился» сердце замерло. Лэндон не влюбился в него, а он не влюбился в Лэндона. Не мог Лэндон в него влюбиться. Они только-только начали встречаться. Черт, да изначально Род чуть ли не подкупом заманивал его в постель.
— Надо же, как все поменялось. Ну и кому теперь охота облеваться? — спросил Ник.
— Какой кошмар, — игриво сказал Лэндон. — Тебя тошнит при мысли обо мне?
Его не тошнило от Лэндона, да и то, что он не хотел ни у кого стрельнуть номерок, тоже нормально.
— Не дрейфь, Лэндон. Рано или поздно ты его дожмешь. У меня с Ником получилось, — пошутил Брюс.
— Я в процессе, — ответил Лэндон.
А Род в энный раз онемел из-за Лэндона Харрисона.
Глава 30
— Надо закинуть шмотки в стирку. Тебе нужно что-то постирать? — спросил Род, когда поздним вечером они вернулись домой.
Перед уходом он забыл постирать рабочую одежду.
Лэндон вошел в их комнату… то есть в комнату Рода.
— Да, кое-что найдется. Цветное или белое?
— Какая разница?
— Что? — В глазах у Лэндона вспыхнуло удивление. — Большая разница. Ты стираешь цветное с белым?
— Кто-то делает по-другому?
Отец не учил его разделять вещи перед стиркой. Он об этом слышал, но думал, что это просто разговоры и никто так не делает.
— Безумец. Садись на кровать. Стиркой займусь я.
Род сел, а Лэндон направился
— Сколько тебе было, когда ты потерял маму?
Лэндон, не поднимая глаз, раскидывал одежду по кучам.
Черт. Зачем это обсуждать? Не лучше ли жить настоящим? В прошлом он копаться не любил.
— Восемь. Ник с Брюсом классные, да?
Лэндон хмуро взглянул на него.
— Да. Только не понимаю, как от твоей мамы мы перешли к Нику и Брюсу.
— А как от стирки мы перешли к моей маме? — возразил Род.
Лэндон вздохнул. Само собой, он огорчился. Но ничего не поделаешь.
Лэндон снова занялся вещами. Почему-то из-за того, что они постирают вещи вместе, показалось, будто на него рухнула тонна кирпичей.
— Впусти меня, Род. В первую очередь мы друзья, а потом уже любовники. Я почти все время с тобой, я сплю в твоей постели. Мне тоже непривычно, но я стараюсь. Я не убегаю и не прячусь. Впусти меня.
Лэндон говорил правильно. Он заслуживал большего, чем Род готов предложить. Он в принципе заслуживал лучшего. Тем не менее его распалила злость.
— Я тебя впустил. Я впускаю тебя каждую ночь! Почему нельзя оставить прошлое в прошлом?
— Потому что ты не оставляешь его в прошлом! — прогремел на всю комнату Лэндон. — Ты не оставляешь его в прошлом. Может, ты так считаешь, но это не так, Род. Оно сказывается на тебе. Сказывается на нас. Каждый разговор ты переводишь на секс.
Лэндон бросил рабочую рубашку Рода. Он рассердился. Гнев полыхал в глазах, слышался в голосе… Как же тянуло выговориться. Рассказать, насколько ему больно, как он боялся каждый божий день.
Только вот вряд ли он сумеет.
— О чем ты хочешь услышать? О том, что ежедневно, с тех пор как мне стукнуло четырнадцать и до отъезда из дома, отец смотрел на меня с ненавистью в глазах? О том, что он без стеснения говорил, насколько я ему противен? О том, что чем старше я становился, тем хуже становилось? Он радовался, что мать умерла и я не разбил ей сердце. Я был позорищем, Лэндон. Пидором, гомиком. Я хотел краситься! Естественно, со мной что-то неладно!
Род вздохнул, зная, что должен замолчать, но не получилось:
— Он сказал, что я никогда не познаю любви, никто меня не полюбит, потому что я грешник. Меня называли похабником, особенно когда я начал трахаться. Ага, я козел и ничего не скрывал. Он знал, что мной пользовались, знал, что мне нравилось. Так что в каком-то смысле он был прав. Я люблю пошлости. Люблю трахаться. Сколько ни точи лясы, сколько ни вороши прошлое, это не изменится.
Начав, он уже не мог остановиться. Воспоминания подступали, словно вода, поднимавшаяся в ванне все выше и вдруг полившаяся через край.