Перекрестки судеб. Стася и Тим
Шрифт:
И Тимур не выдерживает, чихает. Русалка взрывается хохотом. Ничего у них не выходит. Страсть, мгновение назад грозившая смести все вокруг, растекается по венам нежностью и весельем. Они брызгаются водой, наскоро целуясь в тесной кабинке, смеются. А потом Русалка охает и стенает, рассматривая себя в зеркале. Грудь, ноги, бока покрывают наливающиеся багрянцем пятна, перечеркнутые белесыми нитями шрамов. Она едва не плачет и отчего-то ругает любовные романы с их бредовыми фантазиями.
Тимур же посмеивается, наблюдая.
Позже в спальне растирает ее нежную кожу спасительной мазью.
— Я не понимаю, что ты во мне нашёл? – бормочет Русалка, устраивая голову у него на плече и закинув на него ногу и руку.
— Себя, — с улыбкой отвечает Тимур, но она уже тихо сопит, теплым дыханием щекоча шею.
А через два дня ему снова нужно лететь. На этот раз в немецкую клинику, откуда дал деру Вадик. А чтобы Русалка не скучала, докупил кучу рисовальной ерунды к тому, что уже имелось у нее. Оказалось, там было далеко не все необходимое, а раньше она стеснялась его просить. Просто сама невинность, надо же.
Тимур полмагазина скупил, наверное, ничерта не разбираясь в названиях, видах, мягкостях и твердостях. Запутался, и решил не мудрить долго – покупал все, что попадалось под руку. И радовался как ребенок, наблюдая, с какими сияющими глазами Русалка разбирала его покупки. Как визжала и прыгала от радости, обнимая его и поминутно повторяя: «Спасибо». Надеялся, что это займет ее, и она не заметит, как пролетит время, пока он решит дела в Германии.
А сам три дня не находит себе места, разбираясь с видеозаписями, которые почему-то оказались стерты, опрашивая персонал. И считал минуты, когда окажется в номере. Чтобы набрать номер и услышать ее голос. И слушать, слушать, слушать. Как она будет рассказывать, какой замечательный пейзаж написала. Или портрет. Или натюрморт. И лишь в самом конце тихо шепнет, что соскучилась. И спросит, когда он прилетит, и он не выдерживает – возвращается раньше. Плюет на все дела, вызвав недоумение взбудораженных ним врачей и немецких полицейских. Но ему все равно. Оставляет весто себя Погодина – пусть разбирается и вину заглаживает. Сам Тимур больше и дня не мог вынести без Стаси.
Она стоит на журнальном столике, ловко балансируя на кончиках пальцев как балерина. Рыжие волосы всклокочены, его белая рубашка перемазана краской. А тонкие руки порхают над стеной, как кисти над холстом. Впрочем, стена его гостиной и была холстом. И на нем небрежными мазками рождалось нечто. Изогнутое тело, закованное золотой чешуей, распахнутые крылья, сверкающие алым, длинный хвост и словно живые, пронзительные фиолетовые глаза.
Тимур невольно дергает плечом. Похоже, в его доме теперь поселился самый настоящий дракон. Он обводит взглядом гостиную, уставленную картинами, и усмехается.
— Холсты закончились? – едва слышно, почти шепотом.
Русалка покачивается, оступается и заваливается на спину, визжа. Тимур подхватывает ее у самого пола, встречается с перепуганным рыжим взглядом.
— Ты… – облегченно.
— Напугал?
Она кивает и тут же улыбается.
— Прости.
Касается его щеки, трется о плечо своей.
— Я соскучился, – хрипит Тимур, зарываясь носом в ее волосы, пахнущие гуашью и морем.
А Русалка вдруг смеется и ведет пальцем по его носу, щеке, шее.
— Ты что творишь? — наигранно строго возмущается Тимур.
— Рисую, – невозмутимо отвечает Русалка, продолжая расписывать его лицо, закусив губу от усердия.
И Тимур не выдерживает, целует. Ее перепачканный краской нос, глаза, губы.
Прокладывает дорожку из нежных, невесомых поцелуев по шее вниз к ложбинке между грудей. Губами прихватывает затвердевший сосок, ударяя по нему языком. Ощущая, как тонкие пальчики впиваются в плечо, царапая. И ему плевать, пусть хоть всю спину в кровь раздерет. Главное, она рядом. Так близко.
Играет ее сосками, посасывая и слегка прикусывая, пока не становится неудобно. Но идти в спальню уже нет сил. А заниматься любовью на прохладном полу в жару – самое удивительное, что может быть.
Но когда он укладывает Русалку на спину и возвращается к прежнему занятию, она вдруг перехватывает инициативу, оказавшись сверху. Медленно, пуговка за пуговкой, расстегивает его рубашку, доходящую ей до колен. Так же медленно снимает ее с одного плечика, обнажив одну грудь, затем с другого. Рубашка соскальзывает по ее узкой спине. Тимур рычит, касается ее мягкой кожи.
Она вздрагивает от прикосновения, хмурится. Берет его ладонь, прочерчивает круг, словно что-то нащупывает. Тимур смотрит с замиранием сердца, плохо соображая, что она хочет сделать. И когда ее пальчики касаются застежки перчатки – дергается. Но Русалка не отпускает снова. Сосредоточенно расстегивает перчатку, бережно стягивает ее с пальцев, обнажив изуродованную шрамами ладонь. Закусывает губу.
— Не надо, Стася, – осторожно просит. Хоть и помнит, что она уже видела их однажды. Помнит, что его изуродованные руки не вызвали у нее отвращение или брезгливость. Помнит ее жалость и сейчас она ему нахрен не сдалась. — Отдай перчатку, – напрягается.
Но Русалка его удивляет.
Молча зашвыривает перчатку в дальний угол комнаты. Проделывает тоже самое со второй. Берет его ладони и вдруг обнимает ими свое лицо. Нежно, бережно, как будто держит нечто хрупкое. Теплые губы касаются изувеченной кожи. Каждого шрама. Даря тепло, забирая колкую боль, излечивая душу от тяжких воспоминаний.
Тимур даже дышать перестает. Он смотрит на нее и поражается, как легко она снова уложила его на лопатки с распахнутой настежь душой, о существовании которой он давно забыл.
Русалка поднимает на него сияющий взгляд. Тимур даже зажмуривается, настолько ярко горит в ее янтаре счастье. А когда снова смотрит на свою жену, то не сразу понимает, что плачет.
— Никогда не прячь их от меня, – строго наказывает Русалка, потершись о его ладонь. — Они потрясающие.
И прижимается к нему, подставляя тело под его руки, постанывая и блаженно улыбаясь.
Горячая волна накрывает с головой, срывая запреты, осторожности и унося с собой реальность.
Тимур гортанно зарычал, подминая под себя разгоряченное податливое тело жены. Он тискает ее, ласкает, целует и берет нежно и долго. Снова и снова. Благодаря каждым прикосновением, дыханием, шепотом.