ПереКРЕСТок одиночества – 3
Шрифт:
– Ты очень целеустремленная и организованная, – произнес я, протягивая ей сигарету.
– Что-то не уловила…
– Не ищи подоплеки, – ответил я, открывая зажигалку. – Просто наблюдение, что подтвердило то, что я и так знал. Ты очень организованный человек. Ты из тех, кто любое горе уничтожает до предела продуманными и даже идеализированными делами – как важными, так и рутинными.
– Вот как… а бывают идеализированные действия по влажной уборке, например?
– Бывают.
– Тогда я гений уборки…
– И заодно неплохой технарь, что продолжает совершенствовать свои навыки.
– Ты даже не засыпал, а залил меня сладкими комплиментами, Охотник. Ты чего такого хочешь? – Глубоко затянувшись, она, как и я совсем недавно, выпустила
– Просто наблюдения, – улыбнулся я. – Ты шлифуешь навыки технические, а я наблюдательные. Ну как прошел осмотр?
– Можно спросить…
– Где я все это взял и есть ли еще?
– Вот видишь, какой ты умный…
– Ответ очевиден. Я наткнулся на нечто… – задумчиво покачав головой, будто в попытке подобрать правильное слово, я продолжил: – Нечто странное… что-то вроде наблюдательного пункта. Пара комнатушек, немного оборудования, чуток мебели. Все покинуто, оттуда забрали все, что можно было унести. И судя по следам, покидали то место в дикой спешке. Признаюсь честно – мне там было жутковато. Первые пару часов казалось, что из выпотрошенных стен кто-то бросится.
– Выпотрошенных? – Милена не сдержала разочарования.
– Там все разнесено, – кивнул я, произнося ложь без малейших колебаний. – Явно забирали самое важное и менее громоздкое. Но пара комнат осталась почти нетронутой. И когда я это увидел… знаешь, что я подумал?
– Предполагаю…
– Верно. Я подумал, что жители славного доброго и богатого Замка сделают мне неплохое торговое предложение…
– Мы все жители одного Бункера, – возразила Милена, через плечо бросив быстрый взгляд на нарты с моей добычей. – Все мы живем в одном месте, дышим одним и тем же воздухом.
– Ну да. Пьем одну и ту же воду, и еда у нас такая же.
– Нет, – признала девушка. – Центр и Замок живут богаче. Но… Охотник, а чему тут удивляться? Ты словно не в курсе, как в старом нашем мире дела с этим обстоят. Были и есть муниципальные дома престарелых для неимущих стариков. Были и есть привилегированные дома престарелых для тех, кто в состоянии оплатить себе отдельную комнату с телевизором. А есть дома престарелых, что больше напоминают дорогущие курорты – расположены прямо на берегу океана, где на белых пляжах доживающие свой долгий век люди покачиваются в гамаках между пальм и пьют коктейли из кокосовых орехов. Верно?
– Верно.
– Ты вот живешь… вернее, жил в Центре. Попасть сходу в Замок? А ты заслужил? Ты сделал что-то реально полезное для всего Бункера, чтобы претендовать на место среди элиты? Ты ведь не дурак, Охотник. И я далеко не дура. Мы оба понимаем, как обстоят дела.
– Верно.
– Когда ты прибыл сюда – увидел, как вот типа совсем уж плохо живут старики в Холле. Но ведь это они ленились или боялись дергать за рычаги отопления и освещения. Они за всю свою сидельческую жизнь не заработали почти ничего, чтобы суметь оплатить жизнь в Центре. Верно?
– Верно.
– И несмотря на то, что они Бункеру ничего не дали кроме вечного недовольного ворчания… Бункер продолжает их кормить!
– Вот поэтому я и разговариваю сейчас с тобой, – кивнул я и улыбнулся подошедшей старушке в чистом синем платке, мужском ватнике и длинной черной юбке, явно сшитой из нескольких штанов.
Попросив нам еще чаю и две тарелки похлебки, я вернулся к теме:
– Не спорю, что каждый разумный человек должен заранее позаботиться о своей старости. Понятно, что когда тебе двадцать или тридцать, то кажется, что до старости еще целая вечность. А потом бац… и ты вдруг седой немощный старый пердун, что едва может передвигаться… Не спорю.
– Тогда о чем наша душещипательная беседа?
– Пусть вы и кормили их, пусть предоставили бесполезным нищебродам убежище от холода и зверья… Но это все же не дает вам права относиться к здешнему старичью как к ненужной обузе, – медленно произнес я. – Осознание своей бесполезности убивает стариков быстрее, чем пневмония. Напоминание, что их кормят лишь из милости и они всего лишь никчемный балласт… точит их изнутри, выжигает души. Ты вот лишилась ног, но при этом ты при деле, ты востребована, и поэтому твой дух высок. Ты с оптимизмом смотришь в будущее. Тебя хвалят, называют твои навыки очень важными для всех жителей Бункера… А представь – тебе бы просто пару раз в день подавали бы тарелку жидкой бурды, в качестве приправы добавляя свое едва скрываемое презрение… сколько бы ты прожила, Милена?
Убедившись, что она не торопится или не может возразить, я продолжил:
– Даже в том большом мире, когда стариков забывают, когда родные дети не звонят и не пишут месяцам, не говоря уж о том, чтобы навестить ставших ненужными отца или мать… старики умирают, как растения без света. Поверь, я знаю. Мое детство прошло в умирающей деревеньке, бывшем крупном селе, откуда сбежала вся молодежь, оставив там подыхать престарелых родителей. Не в город же тащить деревенщину, да? Я видел, каково приходится тем, кто больше никому не нужен… Пустота. Тоска. Безнадежность. И наглые голоса сытых детей, что соизволили позвонить раз в месяц и уже торопятся поскорее завершить скучный разговор, перебивая обрадованно тараторящую бабку… А знаешь, зачем они матери или бабушке позвонили? Чтобы рассказать, как они неплохо съездили отдохнуть на курорт… ну как не похвалиться своей шикарной жизнью, да? К черту такую фальшивую заботу! Это все… мусор и ложь. Тут не деньги важны. Тут достаточно подать кусок обычного хлеба, главное – подать с улыбкой и словами благодарности, а затем потратить еще полчаса, чтобы выслушать стариковскую трепотню оживившейся ненадолго бабушки, которая торопится излить свою душу кому-то, кто наконец-то захотел ее выслушать. Вот что такое забота, Милена. А ваша похлебка два или три раза в день… не надо про нее вспоминать. Не надо мне говорить, что все мы жители одного Бункера. И не надо давить на мою сознательность. Скидок не будет. Покушай холловской похлебки, выпей со мной чаю, выкури еще сигаретку и отправляйся в Замок. А там скажи, что Охотник хочет справедливую цену за свою добычу. Скажи, что если меня эта цена порадует, то я обязательно снова отправлюсь в морозную вьюгу, чтобы притащить еще много мяса и другой хорошей добычи. Хорошо?
Сумев выдержать мой взгляд, она медленно кивнула:
– Хорошо.
– Я не против, чтобы ты была посредником. Я на важные переговоры в Замок не рвусь. Просто помни то, о чем я просил раньше, и постарайся подумать еще и о Холле. Давай двадцать на восемьдесят. Что-то мне в обмен за все содержимое нарт, а что-то побольше сюда в Холл. Что-то красивое. Необычное. Что-то радующее душу. Ну или полезное. Вот это будет справедливо, Милен. Да?
– Да… – тихо произнесла девушка, опуская лицо к тарелке. – Да…
На этом мы закончили. Из нарочито явно демонстрируемой вежливости, я дождался, пока она не закончит трапезу, развлекая ее в это время пустяшными мелкими историями из охотничьей жизни. Я знал, что меня слушают внимательно, и поэтому озвучивал лишь то, что действительно имело практическую цену. Я щедро делился своим новоприобретённым опытом, рассказав, как лучше, на мой взгляд, подойти к атакующему медведю с шеи и куда вбить гарпун, я описал, как выглядят наиболее подходящие для обустройства снежной берлоги сугробы. А как я выяснил опытным путем, там имелось немало своих хитростей – сугроб надо выбирать старый, покрытый под снежным пухом толстой ледяной броней наста, но при этом сугроб не должен быть слишком большим, чтобы не привлечь ищущего укрытие медведя. Я несколько раз напомнил о том, насколько важно обустроить правильный вход в снежную берлогу – чтобы скапливающийся углекислый газ уходил сквозь него. Затем я заговорил о летающих тварях, подробно описав как их самих, так и их метод сокрушительной атаки. Рассказывал я об этом не только Милене, само собой – успел жестами подозвать стариков «управителей» Холла, и все они, рассевшись рядком, как седые старые грачи на деревенском заборе, слушали с великой внимательностью. А Тихон еще и записывал мелким-мелким почерком.