Перекресток одиночества 4
Шрифт:
Почва! Много почвы…
Он разбил ком на мелкие куски, дал оттаять и голыми руками перебрал каждый комочек, после чего добавил ее на лезущие наружу жадные корни яблонь и берез. К тому же у него появилось достаточно почвы для самодельных горшочков — куда он высадил вишневые ростки.
Второй раз Кирилл узрел Чертура через год — хотя он наверняка и до этого приходил ночью, но оставался незамеченным. В этот раз Чертур назвал свое имя — оставшееся Кириллом неразглашенным — и снова ушел, а на следующее утро опять появился еще больший по объему ком мерзлой земли.
Так дальше и повелось. Быстро рос сад и вскоре вдоль каждой стены тянулись высокие земляные отвалы, на которых
И да — Чертур регулярно забирал «свою» долю урожая. То и дело с грядок исчезали овощи, причем немало, а с яблоневых ветвей десятками пропадали спелые ароматные яблоки и горсти вишен.
Так шел год за годом. И незадолго до завершения сорокалетнего срока Чертур явился снова и сделал Кириллу то самое предложение, про которые говорят, что от них просто невозможно отказаться. Да и зачем отказываться, если тебе предлагают жизнь, а не смерть? Ведь Кирилл уже знал, что вскоре ему придется оставить этот теплый райский уголок крестообразной формы и очутиться внизу среди снегов и при жесткой минусовой температуре.
В ту последнюю ночь Кирилл улегся на полу, обложившись своими небогатыми пожитками. По его словам, заснул он удивительно быстро и никаких страшных снов ему не привиделось. Проснулся он тоже спокойно и легко, но открыв глаза вдруг увидел не привычную и знакомую кирпичную стену, а… ярко освещенную пустоту.
Кирилл подхватился, вскочил, заозирался — да он был предупрежден и на все согласен, но…
Вокруг него раскинулось большое пустое пространство. Почти квадратное огромное помещение с высоченным потолком. Бетонный пол, такие же стены с вкраплением кирпичных участков, два зеленых квадрата, а внутри них знакомые рычаги, похожие на те, что все эти годы даровали его растениям свет и тепло. Стоило ему их узреть — и он поспешил дернуть рычаги. Этот знакомый поступок добавил Кириллу уверенности, и он принялся потихоньку осматриваться, хотя в первое время всячески избегал без нужды покидать крестообразные контуры садика, лежащего посреди ангара.
Прошло несколько лет — все это время Чертур появлялся регулярно, а еще доставлял новые порции мерзлой земли. Кирилл освоился настолько хорошо, что рискнул сделать несколько коротких вылазок наружу. О опасностях он знал заранее — был предупрежден из того же источника, что позднее научил его пользоваться рубкой связи, заодно разблокировав консоли. Связь помогла первому пальмирцу предупредить остальных сидельцах о ждущих их внизу бедах и о том, как следует к ним готовиться. О своем местонахождении Кирилл никому не рассказывал — на это имелся жесткий запрет от его тайного и порой страшного благодетеля. Пальмира, тогда еще безымянная, была запретным местом для всех остальных. Но вскоре Кирилл ближе познакомился с тем, кто принял его сигнал — через ту самую стенную щель — и передал эту информацию остальным. Дальше была непростая беседа с Чертуром и… в один прекрасный день, спустя сколько-то месяцев, в Пальмире появился второй ее житель, что сразу же усердно взялся за дело.
Чертур приходил еще двадцать лет. Сначала тот же самый первый, затем его сменил другой, а затем и третий. Они всегда приходили ночью, собирали вкуснейшие плоды, овощи и рыбу, порой оставляли еще почвы и даже дров, после чего исчезали. Но потом тюремщики являться перестали — никто не знает почему и связаться с ними невозможно. Ночные гости исчезли…
Но за это время сложился традиционный уклад жизни Пальмиры, что дошел до наших дней практически без изменений. Определенное количество живущих и ни человеком больше. Нельзя раскрывать местоположение Пальмиры и делиться любой иной информацией об этом месте.
Пальмира была создана человеческими руками, но волей Чертуров. Не будь их — иноземных пленителей — не было бы и этого райского тайного уголка.
Закончив рассказ, Митомир ушаркал за чаем, оставив нас продолжать блуждающие поиски в трех комнатах и одном коридоре. Прервавшаяся Милена записывала историю в свою тетрадь, сокрушенно переживая насчет количества оставшихся чистыми страниц. А я… я привалился спиной к стене и изо всех сил пытался построить логическую цепочку, но у меня ничего не выходило.
Всегда ищи мотив и кому выгодно — так тебе откроется истина.
Судя по рассказу Чертуры не были бескорыстными благодетелями. В течении считай шестидесяти лет — если брать в счет и сорокалетний срок Кирилла — они являлись регулярно и забирали свою «десятину» от урожая. Они жадно сгребали тыквы, огурцы, яблоки и пригоршни вишни.
Вот, казалось бы, мотив — еда.
Но… с чего бы это вдруг тюремщикам понадобилось грести еду у заключенных? И с чего бы вдруг тюремщики голодали?
К тому же я еще хорошо помнил те порой удивительной вкусности блюда из тюремного меню. Кормежка там была восхитительная и хорошо сбалансированная. Рыба, овощи, гарнир… В кресте мне голодать не приходилось — да там даже десерт давали!
Вот почему у меня в голове ничего не складывалось — раз там такая богатая кухня, то тюремщики просто не могли голодать или испытывать недостаток во фруктах и овощах…
Я не успел погрузиться в размышления достаточно глубоко — Митомир вернулся и принес горячего чаю в старом алюминиевом чайнике. От старца явственно попахивало спиртным и когда он, до смешного виновато и одновременно воровато обернулся на шелестящий сад, где трудились его собратья, а потом предложил добавить в чай немного из старой объемистой фляжки, мы отказываться не стали. Алкоголя, честно говоря, хотелось сильно — но не выпивки ради, а для крохотного успокоения нервной системы. Моя тяга к спиртному давно исчезла, но сегодня я был рад «усиленному» чаю и не колеблясь подставил кружку. Милена сняла со спины свой небольшой «домашний» ранец, как она его называла, выудила из внешнего кармана мельхиоровый портсигар, щелкнула красивой крышкой и предложила нам взять по самокрутке. Мы не отказались и вскоре по достаточно прохладному безликому коридору потянулся сигаретный дымок, сделавший это место чуть более родным.
С наслаждением втянувший в себя дым Митомир сделал небольшой осторожный глоток прямо из фляги, потряс головой и только затем шумно выдохнул сквозь стиснутые желтые зубы всю эту алко-никотиновую смесь. Посидев чуток, он повторил всю операцию с самого начала, после сбросил меховую безрукавку, уселся на ней, устроился поудобней и продолжил рассказ столь буднично, будто и не отлучался никуда. И рассказанное им довольно сильно встряхнуло меня и заставило на многое взглянуть чуть иначе.
Дело в том, что медленно увеличивающиеся в числе пальмирцы своих ночных гостей изрядно побаивались, относясь к ним примерно так же, как в старые времена крепостные крестьяне относились к владеющим ими помещикам. Боялись они их. И пуще всего страшились не смерти, а изгнания из этого рая. Ведь что тем стоит еще раз щелкнуть пальцами и переместить всех совсем уж старичков на мороз, а сюда нагнать более старательных работяг? Прежние пальмирцы даже к своему убежищу относились даже не как к убежищу или домашнему очагу, а как к работному дому, где им дали временный приют в обмен на старательные труды.