Перекресток: путешествие среди армян
Шрифт:
Повествование начинается более чем за столетие до рождения Эмина, с Теодора, его прапрадеда. На календаре — 1604 год, и шах Аббас только что одержал победу над турками. Возвращаясь в Персию через Армению, шах-победитель брал с собой каждого встречного армянина. Тысячи утонули при переходе через реку Аракс, еще сорок тысяч погибли от малярии в Мазандеране. Колонна, которая тянулась через северные пустыни Персии, была настолько длинна, что, как утверждают, требовалось три дня, чтобы пройти ее от головы до хвоста. Однако в течение жизни одного поколения армяне стали неотделимой частью Сефевидской империи. Они получили от шаха монополию на торговлю шелком. Они помогли построить некоторые из прекраснейших зданий Исфагана и беззаветно воевали с турками.
Сам Теодор поселился в Хамадане. Его сын вступил в персидскую армию и, оказавшись первым среди взявших штурмом крепостные стены Багдада, получил чин полковника. В возрасте ста десяти лет он погиб, защищая свою семью от пяти янычар; прежде чем пасть, он успел обезвредить двоих ударами дубины. Несколькими годами позже, в 1722 году, в Хамадане в эпоху непрерывных войн родился Овсеп Эмин. Мать увезла его в Калькутту.
Уже в ранние годы Овсеп Эмин посвятил себя идее освобождения Армении. В возрасте семнадцати лет, надеясь изучить европейское военное искусство, он отправился в Лондон на корабле Ист-Индской компании, оплатив проезд своим трудом. У него не было ни денег, ни друзей. Он жил впроголодь; чтобы не умереть с голоду, брался за поденную работу в доках, пил портер с гринвичскими грузчиками и часами бродил по незнакомому городу. Одна из таких прогулок привела его в парк Святого Якова, где он случайно наткнулся на Эдмунда Бурке. Эмин понятия не имел, кто такой Бурке, но на Бурке, как записал в своем дневнике сам Бурке, армянский юноша произвел такое впечатление, что он дал ему полгинеи. Позже историк навестил его со списком необходимых ему книг. В другой раз Эмин встретил земляка-армянина из Алеппо который был конюхом у графа Нортумберлендского (позднее эрцгерцога). Скоро Эмин сидел в гостиной лорда.
— Я вижу, — сказал Нортумберленд Эмину, — что у тебя на уме нечто необычное. Не скрывай от меня ничего.
Рассказ Эмина о своей жизни и надеждах вызвал в душе графа понимание, сочувствие и желание покровительствовать юноше (Эмин тепло относился к своим английским покровителям и много лет спустя, на Кавказе, с нежностью вспоминал как он обязан герцогу Ричмондскому, — подаренным им пистолетом он как-то разнес голову какому-то лезгину).
Его военная карьера началась во Франции под руководством герцога Кэмберлендского. Получив назначение в какие-то отдаленные части, Эмин вскоре перебрался к генералу. Часто в среде офицеров, за обедом, он делился своими планами освобождения Армении и в свою очередь дотошно перенимал у них тонкости военного искусства. А после заключения мира Эмин вступил в войско короля Пруссии Фридриха, и вскоре он уже верхом сопровождал короля, объезжавшего свои войска. Герцог Мальборо в Вестфалии называл его «своим львом» и держал всегда при себе. Однако сам Эмин постоянно думал об оккупированной персами Армении. В то время как он покорял гостиные и военные лагеря в Европе, сердце его оставалось на Востоке. Однако первая поездка Эмина в Армению оказалась неудачной. Монахи в Эчмиадзине упрятали его за решетку за то, что он убил их собаку. Эмин вернулся в Лондон несколько упавший духом. В салоне миссис Монтегю, к которой Эмин обращается по-разному, именуя ее то Прекраснейшей королевой, то Владычицей вселенной, то Мудростью Европы, граф Батский обратил внимание на Эмина и понял причины его подавленного состояния. В тот момент молодого армянина терзал вопрос, каким образом он мог бы быть представленным ко двору русского царя, у которого надеялся найти поддержку своей армянской кампании. Лорд снабдил его рекомендательным письмом — с этого началось планирование следующей экспедиции. Эмин заручился также письмом епископа Кентерберийского, финансовой поддержкой миссис Монтегю, леди Софии Эгертон и герцога Нортумберлендского. Свою поддержку ему обещали армяне Амстердама. Он был принят Питтом. Даже принц Уэльский, услышав об усилиях Эмина, обещал помощь. Но герцог объяснил: «Он уже не нуждается ни в чем. Он может взять любую сумму денег, какую пожелает».
В 1761 году Эмин морем отправился в Россию и, подавив бунт на борту судна, в начале 1762 года прибыл в Петербург. Вскоре он стал членом придворного кружка, встречался с императором Петром III и получил поддержку Екатерины Великой и императрицы Елизаветы Петровны (ее отец Петр Великий очень ценил помощь, оказанную ему армянами в его борьбе за власть на Кавказе. Он назначил своим личным представителем при дворе в Исфагане армянина, но подозрительные персы избавились от него, когда поняли, что имя его — Israel Ori — таит в себе подлинные намерения царя: Il sera roi (Он будет королем).
В середине марта 1762 года Овсеп Эмин выехал из Москвы на санях и по заснеженным просторам России отправился на Юг. Уверенный в союзничестве грузинского царя Ираклия, Эмин имел теперь, кажется, все для осуществления своих замыслов. Но с этого момента повествование о нем превращается в печальный перечень разочарований, вызванных кавказским предательством и внутренними распрями в самой Армении. Его положение менялось самым отчаянным образом. Только что он имел под своим командованием двенадцать тысяч человек — в следующий момент он бредет по горам в одиночестве, ночью, «словно вор или убийца». Иногда армяне встречают его как принца, но несколько раз его жизнь висит на волоске. Он покинул Армению и вернулся в Индию, лишившись всех своих иллюзий.
Овсеп Эмин умер в 1809 году в Калькутте.
Мне так и не удалось точно выяснить, каким образом был решен вопрос с моей визой, но на шестой день ожидания я позвонил в посольство, и мне сказали — да, виза есть. Консул, по-видимому, был сбит с толку. Он не любил армян, и им было непонятно, зачем, собственно, мне было ехать туда и почему я должен был получать визу в Бухаресте.
Стоя возле своего стола, он набирал телекс. Он прочитал мне условия, словно объявлял приговор:
— Через десять дней вы летите рейсом Бухарест—Киев-Москва. Понятно?
— Да.
— Затем рейсом Москва—Ереван. Я кивнул.
— В первый день после прибытия в Москву зарегистрируетесь у властей. Понятно?
— Да.
— Хорошо. Счастливого пути. С вас четыре доллара США. Он пожал мне руку и дал маленькую карточку. Я мог отправляться в Советский Союз. Но я не имел намерения ехать в Москву, тем более в Киев и вообще садиться в самолет. Облегчение, которое я испытал, на краткий миг подарило мне счастливое чувство собственного могущества, и, подумав, что в Советском Союзе документы мне больше не понадобятся, я в приподнятом настроении отправился ловить поезд на Трансильванию.
13
— Его величество спрашивает, кто вы?
— Я человек.
— Что за человек?
— Меня зовут Эмин. Я армянин.
Я поднял шторы; за окном — серое, морозное небо. Трансильвания неслась мимо окон поезда: грязные дома, стреноженные лошади, поросшие мхом склоны холмов, сосновые и березовые леса, церкви, устремленные ввысь башни, сложенные шпалы, пустые автомобильные стоянки, широкие безлюдные дороги. Ночью мы миновали Карпаты и оказались в одном из тех уголков Европы, которые с трудом поддаются описанию.
То, что по прихоти судьбы и капризу изменчивых современных границ Трансильвания оказалась на территории Румынии, на деле значит очень мало. Она столько же венгерская, сколько и румынская, настолько католическая, настолько и православная. Ее население представляет причудливую смесь венгров, румын, саксонцев, евреев, славян и цыган. Более пятисот лет Трансильвания была частью армянского мира, его щупальцем, протянувшимся в Закавказье. Разграбление Ани турками-сельджуками в 1064 году, их вторжение стало причиной первой волны армянской эмиграции. Одна из хроник того времени, описывая положение Армении, утверждает, что она лежит «на перекрестке всех дорог, обнаженная и обесчещенная, и каждый проходящий мимо грабит и унижает ее».
Спустя два столетия армянские монастыри необычайно окрепли. В это время были возведены многие из монастырских зданий Армении, а в библиотеках работало множество переписчиков и ученых. Серебряный век Армении — несомненно, одна из славных страниц в истории средневековья — до сих пор остается невоспетым. Но потом появились монголы, и Армения, чуткая к новым веяниям Армения, с ее неповторимой архитектурой, музыкой, математикой, литературой, подлинная жемчужина, блиставшая целое тысячелетие, была уничтожена. Некоторые ушли, спасаясь, в Киликийское армянское царство, расположенное в горах Тавра, однако большое количество армян ушло на север, постепенно расселяясь в восточной части Причерноморья, в Крыму, Украине, Польше, Молдавии и, в конце концов, спасаясь от преследований в шестнадцатом веке — в Трансильвании. Как сообщили мне в Бухаресте, к настоящему времени их там осталась лишь небольшая горстка.