Перекресток: путешествие среди армян

Марсден Филип

— О, — воскликнула женщина в тоске, — смотрите, сегодня даже свечи не горят.

По ее словам, в девятнадцатом веке Сучава была наполовину румынской, наполовину армянской. Еще раньше армяне составляли большинство. Армянский город! Она в раздумье покачала головой. А теперь? Двадцать семей, не более.

Священник шагал от могилы к могиле, словно врач в больнице во время утреннего обхода. Женщина с лепешкой следила за его продвижением, когда он подошел, вынула спички и снова нагнулась, чтобы зажечь свечу.

В 1565 году, спустя примерно тринадцать лет после погромов в Сучаве и всего за шесть лет до восшествия на трон Джона

Армянина (он же Храбрый, Героический, Скверный, Безумный и т.д.), столица Молдовы была перенесена на юг, в Яссы. Многие армяне тоже переехали туда. Однако здесь мало что сохранилось, за исключением церкви начала четырнадцатого века, резиденции священников и могил. Пожилая армянка ухаживала за могилами, но других армян я там не видел. Сегодня Яссы славятся главным образом своей могущественной и жестокой мафией. Масса огнестрельного оружия, находящегося в частных руках, часто используется для передела сфер влияния.

За чередой кварталов новых домов, за стоящими позади них более старыми слышится шепот беззакония и произвола, характерный для приграничных городов. Десятью милями западнее находится «проклятая» река Прут и советская граница.

Следующий неотапливаемый и плохо освещенный поезд из Сучавы в Яссы доставил меня в тот же вечер к еще одной обветшавшей гостинице. В поисках еды я оказался на четвертом этаже, в комнате заведующего складом. У него были сыр, ветчина, хлеб, и я дал ему два доллара, взяв всего понемногу.

В помещение вошла молодая пара. У нее были длинные темные волосы и страстные, горящие глаза. Она расстегнула пуговицы своего пальто — под ним оказалась кружевная комбинация. Смех ее был похож на рокот трактора. Сутенер взял бутылку виски и оставил девушку с заведующим складом. Я взял свой пакет с провизией. Выйдя, он сказал:

— Очень хорошая дамочка. Хотите?

Я сказал, что в настоящий момент хочу только есть.

— Десять долларов. Для вас, возможно, восемь. Пойдет?

— Нет.

— Может быть, вам нужен пистолет? Очень хороший пистолет. Такому человеку, как вы, он пригодится. Пиф-паф! Здесь много опасностей, угрожающих западному человеку.

Я ответил ему, что был бы счастлив просто поесть и поспать, и, на ходу отрывая горбушку хлеба, зашагал по неосвещенному коридору к своей комнате.

14

Я хотел бы, чтобы на наших путях не зияли провалы, потому что мне ведомо, что все они вскоре будут унесены ветром.

Грегор фон Реццори,«Прошлогодние снега»

Купить билет до Кишинева оказалось проблемой, потому что на этот раз мне не удалось отыскать армян, которые могли бы мне помочь. На вокзале выяснилось, что у меня должно быть разрешение на провоз валюты. Разрешение выдавалось банком, а банки по выходным были закрыты. Я разыскал начальника вокзала и студента, который говорил по-английски. Возможно, надо было дать взятку, и я помахал несколькими долларами. Нет! Если нет разрешения, то не будет и билета.

Студент сказал:

— Ну и что? Проведите выходные здесь, в Яссах. Здесь полно развлечений.

Я не стал возражать ему. Но если бы я останавливался перед каждым препятствием такого рода, я бы все еще оставался на Кипре. Я сказал, что должен добраться до Армении, и ушел, оставив несколько озадаченного моими словами студента.

На автобусной станции мне сказали, что первый рейс на Кишинев будет после выходных, и посоветовали сесть на поезд. Но, уходя, я увидел газету на кириллице, засунутую за ветровое стекло автобуса. Толпа молдаван с нетерпением ждала посадки: мне объяснили, что это специальный автобус на Кишинев. Я проскользнул в салон вместе с ними, и они объяснили, что каждый выходной они совершают это путешествие, чтобы навестить родственников, с которыми их разлучила проведенная Сталиным граница. Водитель согласился довезти меня до границы.

Мы выехали из Ясс в полдень и миновали ряд невысоких холмов. Молдавские деревни поражали изобилием по сравнению с Трансильванией. Даже самые простые домики были отделаны резьбой и завитушками и покрашены в ярко-голубой, сиреневый или оливково-зеленый цвет. Под навесами поднимались округлые носы лодок, а на грязных выгонах горделиво цвели похожие на разряженных невест яблони. Даже навесы над колодцами были выполнены на манер миниатюрных соборов.

На границе все было из стекла и бетона. Советский офицер в похожей на блюдо фуражке усадил меня в своем кабинете и закидал вопросами: почему именно здесь, где моя семья, почему англичанин, сколько долларов, имею ли при себе оружие? Но в конце концов он меня пропустил. Я присоединился к пассажирам автобуса, и мы покатили по разворошенному муравейнику Советского Союза, мимо ждущих очереди на проезд машин, растянувшихся на мили. За машинами женщины, согнувшись, готовили еду, стирали белье, их полные груди выпирали, словно тесто, из летних платьев без рукавов, а вокруг тесными группками сидели мужчины в жилетках.

Затем снова пошли пологие холмы, лес и яркие деревушки, намного ярче тех, что остались в Румынии. Если переезд из Болгарии в Румынию означал переход от лучшего к худшему, то возвращение из Румынии в Советский Союз как бы компенсировало это. Признаюсь, последние тысячи миль на пути к Армении обескуражили меня. Я собирался ехать туда через Крым и Грузию, но в моих документах был обозначен другой маршрут. Я не мог пользоваться гостиницами и билетными кассами — вообще ничем, где могли проверить документы. Я знал три слова по-русски и не имел ни единого рубля (никто не мог разменять мне сто долларовые купюры, а в банках требовались документы). Я устал и проголодался. Я задавался вопросом, сколько из этих тысяч миль мне предстоит покрыть до того, как я сяду в самолет в Москве.

Было темно, когда наш автобус въехал в Кишинев. Молдавская семья, с которой я ехал в автобусе, предложила мне переночевать у них. Я дал им три пачки американских сигарет. Семья обитала на четырнадцатом этаже многоквартирного дома, который все еще строился. У них была крупная немецкая овчарка, привязанная к батарее. Утром меня отвели на автобусную остановку и купили мне десятирублевый билет, что стоило мне еще нескольких пачек сигарет. Они махали мне руками на прощание, четверо добродушных, полных молдаван, все еще находившихся под впечатлением того, как сошлись наши два различных мира на один вечер, объясняясь на убогом французском, чтобы снова навсегда разойтись.