Перекресток в центре Европы
Шрифт:
Когда же он, наконец, привел «рабочих»: тощего, похожего на вопросительный знак, подростка и хромоногую женщину, Юля весьма невежливо выгнала прочь всю компанию.
На следующий же день она отправилась к Зине, чтобы, не ругаться с ней, нет, просто поинтересоваться, зачем это она прислала ей такого никудышнего мастера.
Однако Зина даже не дала ей открыть рот.
– Отлично, просто отлично, что ты пришла, – оглушила она ее с порога жизнерадостным визгом, – ты мне нужна!
Она энергично потащила ее в тот самый антикварный кабинет, треща по своему обыкновению на ходу. Оказывается, для Юли нашлась работа! Нет, она не ждет благодарности,
Юля сразу насторожилась. Оказалось, не зря. После фанфар и дифирамбов зазвучала весьма пугающая музыка.
Пани Зина задумала новое дело. Но без Юли оно никак не выгорит, поскольку все и затевается-то именно для нее. Свой процент она, конечно, оговорит особо, а дальше вопрос только в Юлиной расторопности и мастерстве. Почему бы ей не начать работать врачом прямо сейчас? Собственный врачебный кабинет! Небольшой, уютненький, специализирующийся на… абортах. Клиентуру Зина берет на себя, благо, католическая Польша рядом, да в очередь записываться будут! Выгодное дело, и думать не о чем!
– Чистоплюйка, – недовольно прошипела Зина, когда Юля ушла.
– Старая сводня, – злилась Юля, шагая домой.
Несмотря на обоюдное неудовольствие, тональность разговора удалось удержать на нейтральном уровне и не скатиться до вполне уместного выражения возмущения.
О проходимце Грише, таким образом, не было сказано ни слова.
Мастер Григорий больше не появился, однако через некоторое время к Юле вернулся тот самый долговязый сутулый парень из его «бригады». После недолгих переговоров он сумел убедить обозленную хозяйку, что вполне справится с такой ерундой, как покраска окон.
– Как зовут? – строго спросила Юля.
– Женя.
– А сколько тебе лет?
– Скоро двадцать.
– Ну ладно. Значит так, меня зовут Юля, – «Может, правильнее по имени-отчеству?». – Можешь приступать.
Она вручила молодому человеку орудие труда и вышла из комнаты, откуда сразу начали доноситься шаркающие звуки.
Ремонт наконец-то начался.
Вечером позвонил Иван. Он остался недоволен тем, что Юля не смогла найти общего, как он выразился, языка с Григорием. А, услышав ее соображения по поводу пани Зинаиды, и вовсе разозлился:
– Ты понимаешь, что это единственный человек, который прекрасно ориентируется в том, что происходит вокруг? Да тебе молиться надо на нее, а ты придумываешь какую-то чепуху!
Спорить с ним было бесполезно.
– Когда ты приедешь? – спросила Юля.
– Пока не собираюсь.
– А новый год?
– Ну, ты же собираешься домой на Новый год, поедешь через Москву, вот и пересечемся.
«Пересечемся! А я-то надеялась, что мы все-таки семейная пара и будем не пересекаться, а жить вместе! Ладно, – вздохнула она, – период становления, пока не получается вместе. Потом все будет хорошо».
Она старалась не думать о том, когда же настанет это самое «потом».
Вечера Юля проводила с учебником чешского языка. Язык был необходим, заслуживающих доверия курсов найти пока не удалось, вот и приходилось корпеть над учебником. Считается, что можно легко и просто изучить любой язык, если находишься среди его носителей. Только вот беда в том, что эти самые носители никак не желали общаться. Конечно, можно было перекинуться парой фраз в магазинах, кафе, банках и других публичных местах, но это имело свои трудности, чешская речь как в той загадке: «вьется, а в руки не дается». На первый взгляд, те же слова, ну может произнесенные чуть иначе. А смысл-то совсем другой! Например, чешское – «запомнит», означает, совсем даже наоборот, «забыть», «жадны» – никакой, «проч» – почему, «хитры» – умный… И еще множество привычных слов, сменивших смысл, словно зайцы окрас после линьки. А уж ответить и вовсе невозможно. Стоило открыть рот, как на тебя устремлялся удивленный или даже испуганный взгляд (а то и не один). Юля просто цепенела, подозревая, что сказала что-то очень неприличное, такими странными взглядами ее награждали. Хотелось покраснеть и начать оправдываться, что она не имела в виду ничего такого, ее просто интересует, как пройти туда-то или сколько стоит вот это. Просмотр телевизионных передач тоже ничего не давал, с его помощью можно было только тренировать интуицию, вылавливая из быстрого речевого потока знакомые слова. Оставались журналы и газеты, Юля добросовестно пыталась разгадать смысл слов, украшенных сверху разными черточками, галочками и кружочками. Выглядело все это очень красиво, весьма интригующе, но совершенно непонятно.
Очень хотелось записаться на курсы, но Вова высказывался о них весьма резко.
– Эти курсы – сплошное надувательство и шарлатанство, – сердито говорил он, – Знаю я людей, окончивших такие курсы. Курам на смех! Заплатили деньги, походили куда-то пару месяцев, и как не могли связать двух слов, так и не могут! Или еще веселей. Болтают на каком-то диком наречии, чехи их вообще не понимают!
В последнее время в Праге действительно появилось огромное количество обучающих курсов. Даже дипломы какие-то выдавали по окончании. Дипломы эти, ясное дело, никакой юридической силы не имели, и единственным подходящим местом для них было мусорное ведро. Русские местные газеты пестрели объявлениями, рекламирующими очередные суперускоренные суперкурсы дающие суперзнания по очередным суперметодикам, однако Юля, вовремя предупрежденная Вовой, предпочитала изучать язык самостоятельно.
В квартире стоял просто арктический холод – газ так и не подключили – и поэтому приходилось надевать на себя верхнюю одежду. А руки, постоянно соприкасающиеся со стеклянным столом, немедленно покрылись цыпками и приобрели какой-то лиловый оттенок. Из-за колючего всепроникающего холода приходилось спать, зарывшись, как медведь в берлогу, в ворох теплой одежды, навалив сверху все, что могло не то чтобы согреть, а хотя бы не пропускало холодный воздух.
– Надо купить обогреватель, а то я замерзну раньше, чем подключат газ.
Долго находиться в нетопленой квартире было совершенно невозможно, и Юля отправлялась гулять по городу, уже готовому к встрече Рождества. Всюду переливались разноцветными огнями елки, владельцы магазинов словно устроили негласное соревнование – кто лучше украсит витрины. Их можно было бесконечно рассматривать, восхищаясь фантазией декораторов.
«Сережке бы понравилось», – с тоской думала Юля, провожая глазами детей, увлекающих родителей от одной яркой витрины к другой. В любом магазине она прежде всего отправлялась в отдел игрушек и подолгу рассматривала все подряд, прикидывая, что купит, когда поедет домой.
Ей быстро надоело бродить по праздничному городу: какой смысл заходить во все эти магазины? Слоняться унылой одиночкой среди людей, покупающих подарки к празднику, было невыносимо.
Весь центр был уже исхожен вдоль и поперек. Юля не раз прошла туристической тропой, начинавшейся от Музеума, мимо памятника святому Вацлаву, в простонародье – «коня» или «лошади» – до Пражского града, откуда весь город просматривался почти до окраин.
От «пятачка» в конце Вацлавской площади разбегались три дороги.