Перекресток времен. Дилогия
Шрифт:
— Здесь мы, лейтенант, здесь. Не кричи так, а то горло заболит, — раздался из тумана голос Левченко. — Подползай к нам, командир, мы сзади тебя сидим. Да шинельку не забудь, а то на дворе не май месяц.
Андрей, подхватив свою шинель, которой укрывался, и автомат, пополз на коленях на голос Левченко. Возле Григория Васильевича со всех сторон, прижавшись друг к другу, лежали и сидели бойцы его взвода. Все были в шинелях, на головах — пилотки с отвернутыми краями, натянутыми на уши. Недалеко от Тишко примостился Ганс Штольке.
— Давайте, товарищ лейтенант, к нам. Вместе теплее. Хотите водички испить? — протянул ему флягу с водой один из бойцов.
— Спасибо. Действительно что-то в горле пересохло. Состояние такое, как будто после перепоя. — Сделав несколько больших глотков из фляги, Григоров обратился к Левченко: — А девушка где? И вообще, что случилось, я ничего пока не понимаю?
— За Оксанку не беспокойся, лейтенант. Вон она, между бойцами спит. Плохо ей было, сознание потеряла. Мы ее из железного ящика и вытащили. Это наш немец
Андрей прислушался. Откуда-то из тумана раздавались голоса других красноармейцев, был слышен детский плач, рыдала женщина. Немного в стороне испуганно ржали лошади и тоскливо мычали коровы. Вдруг из белой пелены к ним выбежала небольшая рыжая собачонка с короткой шерстью и таким же коротким хвостиком. Сначала, испугавшись, она отпрыгнула в сторону, но потом подошла и села в ногах у Левченко.
— Ну, Григорий Васильевич, ты как тот Ной из ковчега, к тебе всякая животинка за спасением тянется, — пошутил кто-то из бойцов.
— Это я с виду такой грозный, а в душе я добрый, — произнес в ответ старший сержант. — Но в душу мне не плюй, а то обижусь. Тогда тебе плохо будет.
— Товарищ старший сержант, а это кобелек. Давайте его к себе возьмем и Ноем назовем, а? — предложил какой-то молодой красноармеец.
Левченко нагнулся к собачонке и почесал за ухом. Пес как будто бы ждал ласки, он вывернул голову и лизнул руку человека.
— Ну если товарищ лейтенант не возражает, тогда зачисляем Ноя в штат нашей батареи. Будет нас охранять. Правда, Ной? — в шутку обратился к собаке Левченко. Пес, словно поняв его, радостно тявкнул.
— Как же я могу возражать против такой просьбы? — усмехнулся Григоров и тоже погладил собаку. Кто-то из бойцов протянул песику сухарик, и тот моментально исчез в собачьей пасти. Видно было, что пес давно не ел. Теперь каждый старался приласкать или чем-то угостить понравившегося всем веселого зверя, радостно повизгивавшего и отвечавшего на ласку людей. Похоже, что раньше он был домашним и любил человеческое окружение.
Так, занятые собакой, люди Григорова не заметили, как пролетело время и туман начал рассеиваться.
К ним подбежал красноармеец и передал приказ Климовича всем командирам срочно прибыть к нему.
— Григорий Васильевич, проверьте людей и орудия. Пусть Ганс бронетранспортер осмотрит. Да, и пошлите человека к Емельянову, как там у них. Я скоро буду, — распорядился Андрей и, накинув шинель, направился к центру лагеря.
Когда возле подводы командира полка собрался весь командный состав, Климович объявил:
— Тяжелая ночь досталась нам, товарищи командиры. Никто ничего толком не знает. Я думаю, что мы оказались в центре непонятного пока природного явления, похожего на землетрясение. К несчастью, у нас уже есть потери. Погибли несколько красноармейцев и гражданские. Животным тоже досталось. Кроме того, резко изменилась погода, что негативным образом повлияло на здоровье. Поэтому приказываю. Начальнику штаба совместно с командирами подразделений составить полный список личного состава, даже если человек не из нашего полка, включить в него всех военнослужащих. Также переписать всех гражданских, от старых до малых, мужчин, женщин и детей. Мы должны точно знать, сколько у нас людей. Запас продуктов у нас небольшой, а когда мы сможем его пополнить, один Бог знает. Кроме того, Игорь Саввич, совместно с начальником склада возьмите на учет всех лошадей, независимо от того, чьи они, а также другую живность. Их надо тоже чем-то кормить. Старший лейтенант Дулевич. Сергей Олегович, попытайтесь установить радиосвязь со штабом дивизии или какой-либо другой частью наших войск. Организуйте прослушивание эфира. У Григорова, я слышал, переводчица есть, подключите и ее. Если есть немцы в эфире, пускай она послушает. Коваленко совместно с Григоровым, проверить исправность техники, орудий и минометов, а также личного оружия. Пересчитайте весь боезапас, в том числе и тот, что есть на складе. Бажин и Попов, на вас возлагается ответственность по охране лагеря и разведке прилегающей территории. Выставьте секреты вокруг стоянки и создайте усиленную дежурную группу. Жидков, у вас другая задача. Моральное состояние людей. Не вздумайте кого-то пугать. Спокойно и тактично объясняйте людям, что командование контролирует ситуацию и примет верное решение. Организуйте с начальником склада всем прием пищи и теплую одежду. Уважаемый Никита Савельевич, прошу вас выдать все ваши запасы теплой одежды и одеял, все, что можно сейчас надеть людям. Мы выпишем вам все необходимые документы. Похороните погибших. Я здесь видел священника, привлеките и его тоже.
— Товарищ подполковник, — возмутился Жидков, — как вы это себе представляете? Мы, коммунисты и комсомольцы, будем совершать чуждый нам поповский обряд! Это антисоветчиной попахивает. Вы слишком много на себя берете! Вот и товарищ Синяков
Все стоявшие рядом увидели, как у Климовича сжались кулаки и желваками заходили скулы, но это была секундная вспышка гнева. Командир взял себя в руки и спокойно произнес:
— Уважаемый товарищ политрук, никакой антисоветчины здесь нет. Не все погибшие были коммунистами и комсомольцами. Многие из живых — православные и еще не утратили веру в Бога. Это первое. Второе. Что случилось и где мы сейчас находимся, никто толком не знает. Когда люди увидят, что власть, то есть мы с вами, объединилась с церковью, то поверят нам и пойдут за нами. Нам здесь не нужен стихийный бунт. И последнее. Пока здесь я командир полка, а полк еще существует, то вы все обязаны исполнять мои приказы. Я за все несу ответственность. Перед партией и лично товарищем Сталиным. Вам ясно?
— Так точно, товарищ подполковник, ясно, — ответил Жидков, при этом кинул взгляд в сторону особиста Синякова, но, не почувствовав с его стороны поддержки, опустил голову.
— Если всем все ясно, выполняйте приказ, — закончил Климович. Когда все разошлись, он подозвал красноармейца, своего ординарца, постоянно дежурившего возле него. — Ваня, позови-ка мне санитара, пускай перевязку сделает, а то опять нога кровоточит.
При подчиненных Климович держал себя спокойно и невозмутимо. Люди должны видеть уверенность своего командира, верить в его знание обстановки и умение руководить в любой ситуации. Если не будет веры в командира, начнется хаос, а это смерть для всех. Это было на людях, но сейчас, когда остался один, Алексей стал простым человеком, подверженным сомнениям и тревогам, даже страху. Нет. Страху не за себя, а за тех людей, которые доверили ему самое дорогое, что у них было, — свою жизнь. Справится ли он, оправдает ли их доверие? К душевным переживаниям добавилась еще и физическая боль. Контузия и раненая нога. Он помнил только, что рядом разорвался снаряд, пущенный из немецкого танка. Дальше были темнота и тишина. Когда очнулся, увидел, что осколок разорвал галифе и разрезал мышцы левого бедра, не зацепив кость. Мышцы разошлись, их необходимо было сшить, но это мог сделать только квалифицированный врач. Оставшиеся в распоряжении Климовича санитары этого не умели. Нога сочилась кровью. Приходилось накладывать жгут и периодически делать перевязку. От потери крови кружилась голова и не было сил. «И за что мне такое наказание Господь придумал? Я ведь простой человек, а не герой. Что теперь делать, как быть дальше?» — думал Алексей.
После перевязки к командиру подошел Бондарев.— Разрешите доложить, Алексей Аркадьевич. Составили список всех военнослужащих. Вместе с командирами всего сто сорок семь человек. Из них двадцать четыре раненых, четверо тяжелых, могут до следующего утра не дожить. За ночь погибло трое красноармейцев и четверо гражданских, из них одна женщина и ребенок. Привалило деревьями, и животные побили. Гражданских — шестьдесят один человек. Двадцать один ребенок, двадцать девять женщин, из них одна беременная, и одиннадцать мужчин. Всего двести восемь человек. Три десятка лошадей, четыре коровы с тремя телятами и один бычок. Три козы. И даже с козлом, — усмехнулся Бондарев. — Зачем было козла тянуть, непонятно. У его хозяина спросил, да тот сам толком не знает. Говорит, что привык к нему, жалко бросить немцам. С десяток кур есть с петухом. У одного хозяина на подводе даже трое поросят имеется. Ну собак я и не считал. Их штук пять или шесть здесь бегает. Ночью погибли две лошади и корова, ноги переломали и хребет. Пришлось дорезать на мясо. Начальник склада доложил, что на такое количество людей продуктов хватит максимум дней на восемь — десять, если экономить, конечно. Животных, кроме подножного корма, кормить нечем. Но травы пока хватает. Оружие и боеприпасы еще пересчитывают. С этим проблем нет. Есть наше и немецкое, что Попов захватил. Хватит на всех с лихвой. Пять ящиков с гранатами. Даже снаряды к нашим пушкам и мины на складе нашлись. Есть четыре ящика с взрывчаткой. Но взрывателей почему-то нет. Также на складе есть около двух с половиной тонн бензина и бочка с машинным маслом. Несколько бухт телефонного кабеля и четыре телефонных аппарата, запасные батареи к радиостанциям. Нашли несколько ящиков с гвоздями и железными скобами. Запас одеял раздали весь. Немного шинелей и другой формы осталось. Раздетых нет. Каски и противогазы имеются. Амуниция разная. Нашли немного медикаментов. Но наши санитары, кроме как повязки накладывать, толком мало что умеют. Сейчас бойцы копают могилы для погибших. Священник согласился участвовать в похоронах. Тут дедок один хочет с вами пообщаться. Говорит, учитель он. Кстати, хозяин козла.
— Да. Надо мне с ним пообщаться. Может, разъяснит нам, что произошло. Жизненный опыт как-никак.
К командирам подбежал запыхавшийся сержант:— Разрешите доложить, товарищ подполковник. Сержант Котов. Беда у нас…
— Что за беда? Ты можешь яснее выражаться? — встревожился Климович.
— Вода пропала…
— Как пропала? Озеро ведь рядом глубокое! — воскликнул Бондарев.
— Извините меня, товарищи командиры, не так доложил. Озеро мелеть начало, вода из него уходит куда-то. Я бойцов послал за водой для кухни, да и умыться. А вода от берега ушла, дно только осталось. Мне как доложили, то мы сразу же дальше прошли. Теперь край воды метрах в двадцати от берега. Что делать-то будем?