Перекресток времен. Дилогия
Шрифт:
Максим замялся, в других условиях он бы свободно сказал своему другу, какая девушка ему понравилась, но сейчас он не знал, как поведет себя Андрей. Все-таки человек военного времени, нервы на пределе, одно неверно брошенное слово могло заставить схватиться за оружие. Глубоко вздохнув, Макс спросил:
— Андрей, а какие у тебя взаимоотношения с Оксаной?
— Да никаких! Мы с ней знакомы-то всего два дня! Так это тебе Оксанка понравилась! — довольно сказал Григоров, раскрыв тайну друга. — Все нормально, я тебя с ней познакомлю. Красивая девушка. У нас все девушки красивые, а у вас?
— У нас тоже
Успокоенный Андреем, Макс порадовался, что все так легко вышло и не придется выяснять отношения с новым другом. Дружба дружбой, а любовь любовью…
— Ну что, Андрюха, садись. Прокачу тебя с ветерком.
Сев в машину, Макс попробовал ее завести, но сразу это не получилось. Пришлось водителю немного помучиться. «Мы же в горах! А здесь недостаток кислорода, вот он и не заводится», — догадался Максим и открыл побольше воздушную заслонку.
Автомобиль без верхнего тента действительно домчал их до лагеря с ветерком. Те, кто там остался, с удивлением рассматривали странный автомобиль. Больше всех любопытство проявляли, конечно, мальчишки-детдомовцы. Андрей хотел сразу же познакомить Максима с Оксаной, но она была занята, ухаживала за ранеными. Решили знакомство перенести на вечер, когда будет спокойнее.
Они решили пойти помогать строить дорогу, но Уваров задержал их:— Побудьте пока в лагере, ребятки. Сейчас к нам капитан Невзоров со своими офицерами приедет на встречу с командиром полка. Мало ли что… Надо, чтобы наших побольше было, а то все на строительство ушли. Андрей, — обратился он к Григорову, — приставь бойцов к орудиям. Пусть будут готовы ко всему. Но без команды не стрелять.
— Слушаюсь, товарищ подполковник. — Отдав честь, Григоров быстрым шагом пошел к своим артиллеристам.
— Теперь тебе, Максим, задача. — Уваров повернулся к Максу. — Пока Бажин довезет их от поста до лагеря, ты со своей снайперкой залезь-ка на хорошее дерево и осмотри весь их берег, чтобы не было лишних непонятных движений. Береженого Бог бережет. У них еще сильна ненависть к большевикам. Если что, дай предупредительный выстрел.
— Понял, Олег Васильевич. Будет сделано.
После ухода Макса Олег осмотрел лагерь. Люди стали понемногу обживаться в новых тяжелых условиях. Война войной, а жизнь берет свое, особенно когда в военном лагере имеются женщины. Каждой женщине хочется быть женщиной, даже на войне. Выпросив у связистов телефонный кабель и натянув его между деревьями, они устроили постирушки. По всему лагерю были развешаны для сушки выстиранные бинты и одежда, как мужская, так и женская. Олегу сначала было неловко пробираться между женских трусов и лифчиков, но, видя, что другие обитатели лагеря воспринимают это спокойно, он тоже успокоился.
Вдруг кто-то тронул его за рукав. Обернувшись, Олег увидел, что рядом с ним стоит ночной знакомый, Павел Иванович Левковский, учитель географии из Овруча. В руках он держал маленький потертый глобус и толстую книжку с надписью «БОЛЬШОЙ СОВЕТСКИЙ АТЛАС МИРА. Первый том. 1937 г.».
— Здравствуйте, молодой человек. У меня есть что вам сообщить, и весьма интересное для нас всех…
— Здравствуйте, Павел Иванович, — поздоровался
Вместе с Бажиным Кожемяка привез троих белогвардейских офицеров. Выйдя из машины, они с удивлением рассматривали новые для них грузовые автомобили и антоновский уазик. Но особенно их поразил немецкий бронетранспортер, из десантного отделения которого, стоя за пулеметом, гордо выглядывал боец Громыхало.
— Здравия желаю, господин подполковник, — поздоровался с Олегом подошедший к нему первым и отдавший честь капитан Невзоров. — Действительно, мы с вами не справились бы. Две пушки, минометы и броневик, хоть и немецкий, несколько пулеметов — это большая сила…
— А вы наблюдательны, господин капитан, — ответив на приветствие, заметил Уваров. — Но я надеюсь, что воевать нам друг с другом больше не придется.
— Я сам этого не хочу, — проговорил Невзоров. — Разрешите представить прибывших со мной офицеров. Это ротмистр Новицкий Михаил Николаевич и подпоручик Костромин Антон Афанасьевич. К сожалению, прапорщик Ольховский не смог прибыть, болен горной болезнью, как пояснил ваш доктор.
Представленные офицеры так же, как и Невзоров, отдали честь Уварову. Причем каждый из них сделал это по-своему.
Ротмистр Новицкий оказался высоким стройным брюнетом, на вид лет тридцати — тридцати пяти. На его уставшем, но холеном дворянском лице были лихо, по-гусарски, закручены небольшие черные усики. Серые глаза смотрели на окружающих пристально, изучающе, с примесью холодности и пренебрежения. Одет он был в офицерский френч защитного цвета, перетянутый портупеей с двумя плечевыми ремнями, бриджи такого же цвета и высокие кавалерийские сапоги. На плечи была накинута колоколообразная бурка. На голове — офицерская фуражка, также защитного цвета, с кокардой. Честь он отдавал как бы нехотя, по принуждению, но все равно четко, как настоящий военный.
Подпоручик Костромин был полной противоположностью Новицкому. Небольшого роста, полноватый, с круглым лицом и небольшой бородкой клинышком, которую в его время носили только гражданские чиновники. Несмотря на младшее звание, он был старше: на вид ему было за сорок. Одет он был так же, как и Невзоров, в офицерскую шинель, перетянутую портупеей с двумя плечевыми ремнями, и защитного цвета фуражку. Честь старшему по званию отдавал полусогнутой ладошкой, прижав локоть к туловищу. Сразу бросалось в глаза, что это был гражданский человек, случайно надевший военную форму.
Все трое офицеров были вооружены револьверами в кобурах, но только у Невзорова и Новицкого были шашки на плечевой портупее.
— Подполковник Уваров Олег Васильевич, — представился в свою очередь Олег. — Со старшим лейтенантом Бажиным и капитаном Кожемякой, я думаю, вы уже успели познакомиться.
В подтверждение этих слов офицеры молча кивнули.— Хочу вам представить еще одного обитателя нашего лагеря — это Павел Иванович Левковский, учитель географии из Овруча. Кстати, он может нам сообщить, где мы с вами оказались… Я вас правильно понял, Павел Иванович?