Перекрёсток. Сборник поэзии и прозы
Шрифт:
Парадоксы
I
.ОНА
Не глядя в глаза, она разговаривала со мной на автобусной остановке в центре города. Казалось, что её внимание привлекал только деревенский мужичонка с кирпичным загаром, в плоской кепке и с фирменным пакетом Dior в правой руке. Её светло-голубые глаза, всегда насмешливые и холодно-изучающие, излучали боль и невыносимое страдание.
– Ночью он снова позвонил, но я его послала подальше, – скороговоркой проговорила она, комкая автобусный талончик. Жёлто-серые грязные ногти, неровно обломанные, так явно дисгармо-нировали с её шикарной замшевой курткой абрикосового цвета, такого же модного цвета волосами и чёрными сапогами-ботфортами, тоже замшевыми. Эти ногти должны были принадлежать скорее этому мужчине рабочего профиля.
– Кто он? Ой, извини, совсем забыла, ну и что дальше?
Я, как всегда, отвлеклась на ассоциативные размышления, и забыла про её пассию – обычного местного ловеласа, её бритую первую школьную любовь. Когда-то они вдвоём так жадно целовались-кусались в незнакомых подъездах, знали все проходные дворы и тупиковые улочки своего городка-мирка, всю местную шпану – полукриминальную с благородным налётом: порезанными костяшками пальцев, выбитыми зубами, с особым говором, чётко знавшими границы своего района.
– Он, видите ли, не хотел меня обижать, он не думал, что я на это обижусь, и…Он ни о чём не думал, о чём он вообще может думать, этот идиот! Нет, это я идиотка, я поверила, что он не такой, что он изменился. Как он мог?
Он, конечно же, не думал о ней, о ею придуманной серьёзности их отношений: о квашеной капусте на следующую зиму, о новых ботиках псевдоитальянских, о зависти подружек, о новом паспорте, о соседях, о зреющем сне – мечте: маленьком мальчике или девочке – ещё не решила, о кольце. Кольцо, закольцованность, окольцованный. Нет, нет, только не это.
Она, наконец, разорвала несчастный билетик, не добросила клочки до урны, и они разлетелись от порыва ветра в разные стороны.
– У тебя ногти ужасные. Ты, наверное, куришь по пачке в день?
– По две.
– Мило, очень мило. Золотце, неужели ты думала, что он никогда тебя не обманет. Не принимай так близко к сердцу. Забудь. Не можешь забыть – помирись, прости его. Звонит, ведь каждый день. Он тебе изменил? Ой, прости. Не моё дело, конечно, но у тебя такой измученный вид, ты на себя не похожа. Пойдём в кафешку, там спокойно поговорим. У меня тоже проблемы есть.
– Знаю я твои проблемы.
Короткий вздох, скулы, пальцы с жёлтыми ногтями, злая слеза на реснице. Потом лениво, на выдохе, всё ещё не глядя мне в глаза:
– Ну ладно, хорошо. Хотя у меня плохие предчувствия.
В кафе не выветривался запах пива и сигарет, дешёвых кожаных курток и жареной картошки. В день открытия – нарядное, сегодня – грязноватое, как несвежая салфетка с каплей свеклы от фирменного салата «Чайка», кафе равнодушно выслушивало своими пластмассовыми белыми стенами немыслимые и пошлые истории посетителей. На цветной скатерти, рядом с пластиковой вазой из-под колы, одиноко стыли 2 чашечки кофе. Только пачка L&M жила насыщенной жизнью: шуршала, открывалась, закрывалась, дважды падала со стола, пыталась заползти в сумочку и наконец, была смята и выброшена. C’est la vie. Такова жизнь. Как говорят французы, естественно, на своём французском языке.
– Он сказал, что даже на свадьбе со своей первой женой, помнишь Лилю – такая чёрненькая, с большим носом, – жалел, что это не я. А он назло мне …Я ведь тогда гордая была. Поссорились на дискотеке, начал ревновать меня к другу детства. Он что, не видел, что у нас ничего никогда не было и быть не могло. Мы с Кешей на горшках в детсаду рядом сидели…
– Понимаешь, мужчины не верят таким понятиям, как друг детства у женщин. Только у них могут быть друзья детства…
– Ты что, психолог или философ? Я тебе объясняю, что мы любим друг друга уже много лет, с самой юности. Он обо мне всю жизнь мечтал. Когда узнал, что я в разводе, бросил жену, машину, квартиру. Пришёл голый – босой ко мне. Он мне ноги целовал, ты не можешь это понять…
– Мужчины всегда врут, когда им это выгодно. Они играют. Я не отрицаю, что он тебя любил в некоторые мгновенья его жизни. Но он, как и все, боится определённости в отношениях, уз…
– Ох, молчи, молчи. Он обещал жениться. Умолял меня. Ты бы знала, как его уважает мой сын. Он молится на него, стал папой называть.
– Они все обещают жениться, но не всегда выполняют свои обещания.
– Нет, он не такой!
– Они все одинаковые.
– Замолчи, я прошу тебя. Лавина сдвинулась, и с ресниц посыпался град, заставляя темнеть бордовую застиранную скатерть ещё больше.
– Я беременна…
– Ох, сколько?
– Месяц.
– И?..
– Это ребёнок любви.
– Тебе не на что жить, ты куришь и нервничаешь. Боже мой, что ты делаешь. Не плачь, извини, если обидела. Перестать плакать, на нас уже обращают внимание. Успокойся. Возьми, надень мои очки. Отдай мне сигареты. Ты с ума сошла, разве так можно?
Тупик. Конец света.
– А у тебя, что за проблемы?
– Да ерунда, не сравнить с твоими.
– Нет, расскажи, пожалуйста. Может, мне легче станет.
Очки заинтересованно придвинулись к сигаретам. Кофе сморщилось и заледенело.
– Хорошо. Слушай …
Мой рассказ был сер и сух, он плыл с сигаретным дымом, оставаясь несвязными и бессмысленными словами: работа, муж, дети, стирка, развод, соседки, начальник, деньги, больничный, спина, волосы, шампунь, деньги, у тебя нет хны?
– Нет. Слушай, пошли отсюда. Мне нехорошо, О, Боже …
– Что случилось?
Она смотрела мимо меня, куда-то за мою спину, глаза стреляли синевой, они вопили, они чернели. Это он.
К столу подошёл коренастый парень, бритый, с обрезанными ушами как у волка: небольшие, вверху треугольной формы, заостренные. По внешнему виду я таких определяла как валютчиков – беспокойные длинные и толстые пальцы, оценивающий взгляд. Полное отсутствие лба за ненадобностью; шея, плавно перетекающая в плечи и далее к ногам. Немая сцена. Из-за него – такая трагедия.