Перекресток
Шрифт:
– И часто у вас в столице казни публичные вершат?
– с милой улыбкой осведомилась крестьянка.
– Соседи говорили, что в неделю до пяти, а то и шесть раз случается, - да врут небось, шиши языкатые...
Слюна в моем рту стала вязкой и горькой, и по спине пробежал зябкий ночной холодок, хотя было еще не поздно.
– Бывает, - неопределенно пошевелил пальцами Таргил, словно затягивая петлю на невидимой шее, и сам Предстоящий вдруг стал подозрительно похож на заплечных дел мастера, ушедшего на покой в связи с возрастом.
– Всяко случается, хозяйка... А тебе-то что с того, в глухомани вашей?
– или курицу свою четвертовать собралась?..
Похоже, что "глухомань" обидела нашу собеседницу.
– Да уж тоже не дегтем мазаны... Хриринга - место известное, отсюда куда хошь - рукой доплюнуть, хоть до столицы, хоть куда... А спрашиваю по делу, не просто так говорилом болтаю...
– Это что ж за дело такое?
– я постарался состроить самую любезную физиономию, на какую был способен, и, кажется, мне это удалось.
– На Черчековом хуторе ведьму жгут, - доверительно сообщила крестьянка, сцепив руки под необъятной грудью и придвигаясь поближе. Думали, всех повывели, ан нет, объявилась одна... У старого Черчека коровы уксусом доятся, младшенький его женился осенью, а детей до сих пор нету... град, опять же, зачастил... А тут и шепнули знающие люди, что на Кроапской пустоши черная одна жить стала, и ворожит по ночам... Вот парни Чековы ее и вынули, порчу тощую, и теперь жгут под закат, возле елок, да не знают, как оно положено, по правилам-то, чтоб заклятья на себя не накликать... Хотела я остаться, посмотреть, только поздно уже, мужик мой драться станет, а мужик у меня жилистый - все знают...
– Черчек далеко живет?
– тихо спросил Таргил, и было в голосе его что-то такое... этакое.
– Хутор где лежит?
...Роа сорвался с ветки и метнулся вслед двум всадникам, горячившим лошадей так, словно за ними гнались все демоны этого проклятого леса, и предзакатное солнце забрызгало беркута кровью.
– Рыбку-то, рыбку, - заблажила вдогонку испуганная крестьянка, рыбку забыли!.. И сырок тоже... ой, горе-то какое, а я ж деньги брала, дура старая, стыдобища одна... Видать, не так Черчеки ведьму палить собрались, не по правилам!
– вот городские и спешат предупредить... заботливые люди, сразу видно, душевные, легкие на подмогу... рыбку бы им, да забыли, ай, жалость...
31
...Закатное солнце, вскипая и пузырясь, лениво растекалось по острым верхушкам колючих елей - я наконец узнал от Таргила, как называются эти растрепанные деревья - и бор стоял единым монолитом, резной пластиной черного металла, опущенной в расплавленную лаву драгоценных камней. И это было красиво.
...Ближе к западному краю опушки, отсчитав три-четыре крохотных бугра с редким кустарником, расположился хутор - никаких деталей, снова сплошной контур островерхих черепичных крыш, по которым бродили загулявшие одинокие искорки; словно огромный ребенок вырезал их из двух листов бумаги - бор и хутор - и расставил под углом друг к другу для неведомой и таинственной игры.
И это тоже было красиво.
...Между двумя плоскостями декораций (все выглядело до того ненастоящим и ирреальным, что я не мог воспринимать происходящее иначе) растревоженным осиным роем гудело многоголовое и раздраженное существо толпа, сбившееся в кучу население Черчекова хутора, человек сорок, и пред ними торчал вкопанный в землю столб, заваленный вязанками хвороста.
К столбу была привязана маленькая хрупкая фигурка, плохо различимая на таком расстоянии, и это тоже было красиво.
...А за спинами хуторян, в двух минутах галопа от страшного столба, на вершине пологого холма стояли два всадника, одним из которых был я, - и это, несомненно, было очень красиво, только плевать я на это хотел. Руки мои тряслись, мелкая противная дрожь вцепилась в тело, и липкий озноб бродил внизу живота.
Там, у столба, еле видимая из-за вязанок, замерла Лайна, Лайна Предстоящая Ахайри, насмешливый хрусталь моих ночей, и я, как испуганный ребенок, повернулся к Таргилу.
– Что ты можешь сделать, Таргил?
– Ничего, - ответил он, и я увидел капельки пота на его переносице. Сверх естественное ушло из мира в Дом, и я, Предстоятель Таргил - шут и шарлатан, а их там внизу - сорок человек, озлобленных и звенящих от ненависти, как струна, которая того и гляди порвется.
Я снова посмотрел вниз, где Судьба и Время наперегонки стремились к жуткому живому факелу в надвигающейся ночи.
– Она не может умереть. Предстоящим нет смерти вне их воли и желания. Вы сами сто раз говорили это при мне...
Я судорожно цеплялся за память, за эти детские слова, но соломинка трещала под пальцами, и я закоченел в холодном ужасе Таргилова голоса.
– Да, не может. Она будет гореть и жить, жить и гореть... И, может быть, кто-нибудь дотронется потом до обгорелого корчащегося трупа, чтобы она смогла передать Дар - и уйти навсегда. Будем надеяться...
Молчание встало между нами, и я почувствовал, как во мне зреет что-то отрешенное и суровое; и понял безумие Эйнара.
– Твой чернокнижник зажигал огонь на ладони, - тихо произнес я.
– Ты тоже можешь так?
Таргил ошарашенно глянул на меня, потом раскрыл ладонь, и на ней закачался язычок пламени. Я протянул ему свою руку, Предстоящий как-то странно причмокнул, и второй огненный лепесток осветил линии моей жизни и судьбы, без боли вспыхнув в оправе пальцев.
Я сжал руку в кулак, и пламя исчезло. Роа недовольно захрипел и взъерошил перья, клацая клювом.
– Ты спустишься вниз, Таргил, и незаметно смешаешься с толпой. Что бы потом ни происходило - молчи и жди. Когда я вскину руки вот так - как чаши - зажигай свой огонь у меня на ладонях. После сосчитай до пяти и кричи. Громко кричи, Таргил-Предстоящий, страшно кричи - и беги. Только обязательно толкни кого-нибудь. Понял? Или повторить?..
Он глядел на меня, как, должно быть, смотрит волк на взбесившегося кролика.
– Что можешь ты, Сарт, - Таргил выговаривал каждое слово так, словно это был адский, нечеловеческий труд, - что можешь ты там, где бессилен Предстоящий?
Я покосился на свою ладонь, где еще недавно горел огонь.
– Увы, Таргил, отец Дома... Где недороги Предстоящие - там в цене Сарт-Мифотворец. Всему свое время: и силе, и отчаянью, и тому, что пока не имеет имени.
И на миг мне показалось, что невдалеке сгустился и колыхнулся в вечернем воздухе силуэт Дома, Дома-на-Перекрестке, и у нас стало одним зрителем больше.