Перелом. От Брежнева к Горбачеву

Гриневский Олег Алексеевич

Так начались переговоры в мидовском особняке, где Шульц стал излагать американскую позицию, обвиняя во всех грехах Советский Союз. Но жёстко проводя эту линию, он делал как бы исключение лично для Шеварднадзе. Это, по— видимому, была его тактика.

Углядев с первой их встречи, что новый советский министр неравнодушен к знакам личного уважения в чисто восточном стиле, госсекретарь постоянно играл на этом. Вот и теперь, когда прервались на ланч и настало время произнести тост, грузный Шульц тяжело поднялся из— за стола. Но вместо речи, неожиданно дал знак своим помощникам включить музыку, и сам запел известный американский шлягер «Georgia on My Mind», что

звучало в переводе, как «Грузия в моих мечтах». А его команда высокопоставленных дипломатов стала подпевать.

Раздались смех и аплодисменты. Это было весьма необычное шоу для чопорной дипломатии, но Эдуард Шеварднадзе и его жена Нанули были довольны. Таким образом, отношения Шульца и Шеварднадзе крепли от встречи к встрече, несмотря на все перепады в советско— американских отношениях.

После ланча начались переговоры. Теперь они происходили следующим образом.

Министры сидели в Белом зале и обсуждали общие проблемы. А этажом выше советские и американские эксперты, разбившись на 4 группы, приступили или пытались приступить к выработке конкретных договоренностей. Время от времени министры вызывали их и они докладывали результаты. Министры слушали, обменивались мнениями, иногда спорили, а иногда что— то решали, но большей частью давали указание — доработать или поработать ещё.

Разумеется, работа экспертов протекала в строго ограниченных рамках уже заявленных позиций. И решать они могли только третьестепенные технические детали и то по согласованию со своими ведомствами. Вопросы средней степени важности адресовались уже министрам. Ну а главные, принципиальные проблемы решались на уровне глав государств.

Очень скоро в рабочих группах стала практиковаться такая игра: если там возникал тупик, кто— либо из советских или американских экспертов начинал грозить передать жгучую проблему на рассмотрение министров. Но угрозы эти мало действовали, ибо эксперты знали, что министры их обычно не решали, а отправляли обратно экспертам на доработку. И главной проблемой, которая в те апрельские дни гуляла туда и обратно, были ракеты средней и меньшей дальности — РСМД.

По ракетам средней дальности (РСД) принципиальные рамки договоренности были обговорены Горбачёвым и Рейганом ещё в Рейкьявике. Это — полная ликвидация РСД в Европе и сохранение по 100 боеголовок с соответствующим количеством ракет в азиатской части СССР и в США. Но для американцев всё ещё предпочтительным оставался нулевой вариант.

В общем, тут было всё ясно. Серьёзные проблемы существовали в отношении ракет меньшей дальности. И в Рейкьявике они были только обозначены, но не решены.

Американцы настаивали на полной ликвидации этих ракет и в Европе, и в Азии. А советская позиция была уклончивой и неопределённой. В качестве первого шага, сразу же после подписания Договора по РСД Советский Союз был готов вывести ракеты малой дальности из ГДР и Чехословакии.

Далее он предлагал заморозить имеющиеся у сторон количества этих ракет, приступить к переговорам об их существенном сокращении и в конечном счёте — ликвидации. Об этом публично заявил Горбачёв в Праге после ожесточённой схватки с военными, которые были категорически против. Сделал он это 10 апреля, накануне визита Шульца, и какой— либо конкретной разработанной позиции на этот счёт не было. Поэтому экспертам не оставалось ничего другого, как повторять эту фразу, что было явно недостаточно для согласования договорных формулировок.

Но не отсутствие разработанной позиции тормозило работу экспертов. Американцев замораживание вообще не устраивало. У США нет

ракет малой дальности, говорили они. Поэтому замораживание будет означать, что СССР сохранит такие ракеты на неопределённое время, а США будут лишены права создавать и размещать эти ракеты. В общем, здесь был тупик, выход из которого мог быть найден даже не министрами, а главами государств.

Поэтому на экспертном уровне в особняке на улице Алексея Толстого обсуждались 3 конкретных вопроса, решение которых они пытались облечь в формулировки будущего Договора:

— перечень ракет, подлежащих ликвидации;

— как будет осуществляться их ликвидация и сроки;

— контроль.

И начинать нужно было казалось бы с простого вопроса — какие конкретно ракеты в арсеналах СССР и США относятся к категории ракет средней и малой дальности.

В отношении РСД проблем не было: в эту категорию подпадали все баллистические ракеты дальностью полёта от 1000 до 5500 километров. В Советском Союзе — это ракеты СС— 4, СС— 5 и СС— 20, а в США — Першинг— 2 и крылатые ракеты наземного базирования.

Проблемы, и весьма серьёзные, существовали в отношении ракет меньшей дальности. Обозначались они ещё в ходе женевских переговоров по разоружению. Там без особого труда договорились, что к этой категории относятся все ракеты дальностью от 500 до 1000 км. У США таких ракет не было, а в СССР — это СС— 12. Но американцы настаивали, что туда же должны быть включена советская ракета СС— 23, она же Ока.

Это была новая, современная, прекрасная по всем параметрам ракета. Все её составляющие –сама ракета, электронно— вычислительный комплекс, системы наведения и связи — размещались на одной четырёхосной машине, очень похожей на бронетранспортёр. Она плавала, проходила через препятствия, даже через окопы. Её можно было загрузить в самолёт, на транспортное судно и отправить в любую точку планеты. А главное –ракета летела к цели со скоростью в 4 маха, то есть в 4 раза быстрее звука. Она имела специальную ядерную боевую часть –»невидимку», которую было невозможно засечь радаром. Кроме того, ракета управлялась на всей траектории полёта, и её можно было перенацелить в любой момент на другой объект.

Но не по этим причинам советские военные были категорически против включения Оки в категорию ракет меньшей дальности, подлежащих уничтожению. И резоны для этого у них были весьма основательные. Установленной дальностью ракеты, доказывали они, считается максимальная дальность, на которую испытывался данный тип ракеты. Ока была испытана на 400 км. И ни один военачальник не решится запустить ракету на большую дальность, чем она испытана, так как нельзя обеспечить необходимую точность попадания и вообще неизвестно, как она себя поведёт в полёте.

Но американцы приводили иной довод: если бы такая же по габаритам ракета была изготовлена по американским технологиям, то она имела бы дальность 500 километров. А наши военные применяли контр довод: так можно поставить под сомнение дальность действия любой ракеты, в том числе и американской. И в таком духе дискуссии продолжались долгое время.

Незадолго до визита Шульца, министерство обороны под большим прессом со стороны Горбачёва, Зайкова и Шеварднадзе вынуждено было согласиться на включение Оки в категорию ракет меньшей дальности, но с условием: предложить американцам ликвидировать все ракеты в диапазоне с 400 до 1000 км. Их замысел был ясен: наряду с ликвидацией Оки была бы поставлена преграда для создания — а такой проект уже был — модернизированной американской ракеты Лэнс— 2 дальностью 450 — 470 км.