Перемена погоды
Шрифт:
большой, ужасающий вид:
навалы одежды и драни,
золы из рабов и обид,
и пепла остывших желаний,
угасших смирений, надежд,
мужских, материнских метаний,
полосок дурных спецодежд,
и копи на сотни каратов,
серёжки в десятке мешков;
как
тут косы от женских голов;
и кольца, как мыльная пена,
скелеты, как взорванный склеп,
сушёные мумии в венах,
живые, что просят лишь хлеб;
стога париков среди леса
и сборище трупов, костей,
ручные, ножные протезы,
как склад из людских запчастей…
Мой новый
Бордель – куча шлюх худосочных
и дряблых, прожжённых, дурных,
блудильщиц хмельных, полуночных,
заразных и пьяных, сухих.
Бордель – совокупность девичек,
бесхозных и общих гулён,
и хищниц, и жертв или птичек,
лихих нимфоманок времён.
Бордель – свора бедных, похабных,
продажных, греховных, без прав,
гашишных и водочных, ямных,
разнузданных, тёртых шалав.
Бордель – яма шкур и товарок,
блудниц вавилонских, оторв,
притонщиц за хмелями чарок,
анальных срамниц среди штор.
Бордель – сбор вакханок и сучек,
путан, что работают ртом,
подстилок, дошедших до ручек,
мой новый приют… или дом…
Человечьи формы и содержания
Чего только в бытности не происходит!
Меняется всё за секунду, за час!
Весь люд отродясь испытанья проходит,
идёт по бульварам иль щемится в лаз.
Так видел отличников в робе рабочей
и неучей в белом, погонах, мехах,
красоток в лохмотьях, морщинах побочных,
спортсменов, какие взрослеют в жирах.
Встречал я героев в ролях декадентства,
возросших из хилых, беднейших, больных,
лебёдушек, бывших цыплятами в детстве,
поникших красавиц до девок дурных…
Куда только жизнь не заносит случайно!
Вхожу я на плиточный, мятый паркет.
Вдруг голос консьержки, прокуренный, чайный!
Бывалая гейша, танцовщица Кэт…
Опять поражаясь лихим поворотам,
сединкам её, что свисают на шаль,
и непостоянству, паденьям и взлётам,
шагаю плечисто, писательски вдаль…
Золотой вулкан
Рунический локон, и снова, и снова.
И так сотни дюжин той пряжи густой
на мудрой, одетой и гордой основе,
над южным загаром, его желтизной,
над серьгами, тушью, очами, помадой,
над шейным отвесом, стеной глубины,
плечистым уклоном, махающим ладом,
над взгорьем груди и изгибом спины,
над гладями чрева и впадинкой после,
над тыльными горками, склонами вниз,
песчаными пляжами в солнечном воске,
что чувствуют ясность и ласковый бриз,
над лосками стройностей неторопливых,
что вновь огибают дождливый прибой,
над видом шагов утончённо-красивых,
над шпильками туфель, земною корой…
Юлии Шестаковой
Быстрые строительные темпы
Солнце над башенным краном – маяк
или на древке фрегатное знамя,
циркуль и ясный кружочек как знак,
жёлтое, самое чистое пламя.
Каменный город, как свалка пород:
гравия, глины, песка и бетона,
что созидают строительный сорт,
что предстаёт великаном с короной.
Строится, ширится, высится гладь
и восстаёт стеновыми горами,
сзади каких зачинается кладь
и возрастает, питаясь дрожжами.
Высь, Вавилон застилают нам свет.
Господа нет, чтоб нарушить работу.
Быт низкорослый врастает средь бед