Перемените обстановку. Не упусти свой шанс. На грани смерти
Шрифт:
Семеро юнцов в грязных, желтых рубашках и отделанных кошачьим мехом штанах высыпали из кафе, но тут же попятились, остановленные жаром. Я наблюдал. Ни у кого из них не хватило духу вытащить хотя бы один мотоцикл из разбушевавшегося пламени. Они просто стояли и смотрели, как «хонды», вероятно, их единственная любовь, сгорают в огне.
Я ждал, сжимая палку в обеих руках, мысленно уговаривая их броситься на меня, чтобы я смог измолотить их: но они не решились. Как глупые, вонючие бараны они стояли и глядели на гибель игрушек, которые им позволяли чувствовать себя мужчинами, и не трогались с
Через пять минут мне надоело, и я ушел.
Хотя Дженни, находящаяся в больнице, и не знала этого, я чувствовал, что поквитался за нее.
Я спал без сновидений и проснулся в девятом часу, разбуженный телефонным звонком. Я снял трубку.
– Мистер Карр… вас тут спрашивает полицейский, – сказал портье с укором в голосе.
– Я сейчас спущусь, – сказал я. – Попросите его подождать.
Торопиться я не стал. Побрился, принял душ и надел дорогую спортивную рубашку и брюки, после чего спустился в скрипучем лифте.
Сержант О'Халлоран, массивный, в одной рубашке без мундира, в сдвинутой на затылок фуражке, заполнял собою одно из бамбуковых кресел. Он курил сигарету и читал местную газету.
Я подошел и сел рядом.
– Доброе утро, сержант. Выпьете со мной кофе?
Он опустил газету и, аккуратно сложив, положил ее на пол.
– Через полчаса мне на дежурство, – сказал он своим сиплым, сорванным голосом, – но я решил зайти. Обойдемся без кофе. – Он уставился на меня своими свиными глазками, холодными, как лед, и твердыми, как алмаз. – Ночью на Десятой был чертовский пожар.
– В самом деле? – Я ответил ему таким же взглядом. – Я еще не видел газеты.
– Сгорело семь дорогих мотоциклов.
– Кто–нибудь подал жалобу?
Он заложил толстые ноги одна на другую.
– Пока нет, но могут.
– И тогда вам, конечно, придется расследовать?
Он подался вперед и в его свиных глазках блеснул красный огонек.
– Вы начинаете меня беспокоить, Карр. Такой холодный, безжалостный сукин сын еще не появлялся в нашем городе. Хочу вам кое–что сказать неофициально: выкиньте еще один номер вроде вчерашнего и у вас будут неприятности. Вы чуть не спалили эту проклятую улицу. Хватит.
Я не испугался.
– Представьте ваших свидетелей, сержант, и только тогда говорите о неприятностях, но не раньше. Я ни в чем не признаюсь, но, по–моему, местная полиция не в силах справиться с ублюдками вроде Страшилы Джинкса и подобных ему, так что непонятно, с чего вы начинаете блеять, когда другие делают это за вас. – Я встал. – Если хотите чашку кофе, присоединяйтесь. Я иду пить кофе.
Он сидел, уставясь на меня, и вертел в руках недокуренную сигарету.
– Говорю вам… кончайте. Еще одна такая выходка, и вам не миновать каталажки. Ваше счастье, что мне по душе мисс Бакстер. Она делает нужное дело. Может, вы думаете, что надо свести счеты, но пора и честь знать. Я не стал вмешиваться, когда вы обломали Страшилу. Он получил по заслугам, но вот ночная ваша проделка мне не нравится. – Он тяжело поднялся на ноги и встал передо мной. – Чувствую я в вас что–то такое. Похоже вы позаковыристей, чем эта банда безмозглых стервецов. Если я прав, то вы можете нарваться на крупные неприятности.
– Вы это уже говорили, – отозвался я вежливо. – Кажется,
– Угу.
– Тогда, опять–таки, неофициально, сержант, идите вы в… – Я встал, пересек пыльный холл и вошел в еще более унылую столовую. Там я выпил чашку скверного кофе, покурил и просмотрел местную газетенку. Фотография семи, кретинского вида, юнцов, стоящих с мокрыми глазами над останками своих мотоциклов, доставила мне немалое удовольствие.
Часов в десять я вышел из отеля и направился в единственный в городе цветочный магазин. Купив букет красных роз, я зашагал к городской больнице. Иногда встречные улыбались мне, и я отвечал улыбкой. После долгого ожидания меня, наконец, пропустили к Дженни. Она выглядела бледной, ее длинные волосы, заплетенные в косы, лежали по обе стороны плеч.
Сестра засуетилась с вазой для цветов, а потом вышла. Пока она возилась, я смотрел на Дженни, чувствуя себя великаном. Она еще не знала, что я отомстил за нее. Я не только разделался со Страшилой, но теперь и оставил его семерых дружков без мотоциклов, что было равносильно для них стать кастратами.
– Привет, Дженни! Как дела? – спросил я.
Она печально улыбнулась.
– Я не ожидала увидеть вас. Думала, что после тех слов, которые я вам сказала, между нами конец.
Я пододвинул стул и сел.
– Так просто вы от меня не избавитесь. Забудем все. Как вы себя чувствуете?
– Я не могу ничего забыть. Зря я сказала, что вам непонятна доброта. Я рассердилась, а некоторые женщины, как мне кажется, в сердцах говорят не то, что думают на самом деле. Спасибо за розы… какие чудесные.
Интересно, что бы она подумала, узнав о семи сожженных мотоциклах.
– Хватит об этом, – сказал я. – Вы не сказали, как себя чувствуете.
Она состроила гримасу.
– О, нормально. Врач говорит, что я встану через три или четыре недели.
– Ту проволоку натянули для меня. Мне очень жаль, что вы наткнулись на нее.
Наступила долгая пауза, в течение которой мы смотрели друг на друга.
– Ларри… если у вас есть желание, вы могли бы оказать мне услугу, – сказала она. – Насчет офиса вам незачем беспокоиться, об этом позаботились. Из муниципалитета прислали замену, но тут есть одно дело особого рода… Вы не согласитесь заняться им вместо меня?
Дело особого рода.
Мне бы сказать ей, что я покончил с этой опекунской лавочкой, мне бы сказать, что это занятие для одних дураков, но меня подталкивала судьба.
– Конечно… что за дело?
– Завтра в одиннадцать из тюрьмы освобождают одну женщину. Я навещала ее и дала ей обещание. – На секунду умолкнув, Дженни посмотрела мне в глаза. – Надеюсь, вы понимаете, Ларри, что для человека, сидящего в тюрьме, обещание очень много значит. Я обещала встретить ее, когда ее выпустят, и отвезти домой. Она пробыла в тюрьме четыре года. Это будет ее первая встреча со свободой, и я просто не могу разочаровывать ее. Если меня там не окажется… если никто не будет ее ждать, это может свести на нет все труды, которые я на нее потратила… так не согласитесь ли вы встретить ее, объяснить, что со мной случилось, и почему я не могла выполнить обещание, быть с ней поласковей и отвезти ее домой?