Переменная звезда
Шрифт:
– Ты когда-нибудь слышал о Гаруне аль-Рашиде? – спросила она.
– Он играет в защите в "Тахионах"?
– Тепло, – сказала Джинни. – Ты ошибся всего-то… погоди, сейчас сосчитаю… на чуточку больше, чем полтора тысячелетия. На пятнадцать веков с хвостиком.
– Но в защите он все-таки играет, да?
– Стинки, пожалуйста, заткнись! Он был богач, он был отпрыском могущественного воинственного рода в Древней Персии. Его отец был калифом – это примерно как теперь премьер-министр провинции. Он был настолько крут, что вторгся в Восточную Римскую империю, которой тогда правила императрица Ирина.
– Ты
Ее глаза сверкнули.
– Я же попросила тебя помолчать, Джоэль.
Я застегнул рот невидимой "молнией".
– Гарун и сам стал калифом в семьсот восемьдесят шестом году, – продолжала Джинни. ("За тысячу лет до того, как появилась возможность куда-то путешествовать", – отметил я для себя.) – Пожалуй, он был богаче и могущественнее любого из людей на свете за всю историю. И при всем том он, не был тупицей и невеждой.
– Поразительно, – вставил я, стараясь оказать Джинни посильную поддержку.
Бесполезно оказывать хоть какую-то поддержку женщине, которая что-то вам рассказывает.
– У него возникла странная идея. Ему стало важно узнать, что его подданные думают и чувствуют о разных вещах, – продолжала Джинни таким тоном, будто я ничего не говорил. – Ему хотелось узнать правду, а не то, что ему или его посланцам сказали бы люди, страшась за свою безопасность. Он понимал, что его богатство и могущество все портит в его отношениях с другими людьми и что им трудно, почти невозможно сказать ему правду. Ты же понимаешь, каково это, правда?
– Конечно. Боссам все всегда врут.
– Да! – ("Ну наконец-то мне удалось попасть в точку!") – И вот однажды он услыхал, как один из его военачальников обмолвился о том, что никто так хорошо не знает город, как вражеский лазутчик. И это послужило для Гаруна аль-Рашида подсказкой.
В ту же ночь он переоделся нищим, неузнанным выскользнул из дворца и пошел по улицам Багдада. Он стал шпионом в своей столице, всюду, куда бы он ни пошел, он слушал разговоры и порой задавал невинные вопросы. Поскольку все принимали его за нищего, никому не приходило в голову лгать ему. Он просто упивался своей выдумкой и стал поступать таким образом всякий раз, как только выпадала возможность.
Джинни не спускала с меня глаз. Ей явно было очень важно, чтобы я ее слушал и понимал.
– Понимаешь, Джоэль? Впервые в жизни Гарун получил точную картину того, о чем думают простые люди… и не только это: он сам увидел, какова их жизнь на самом деле; он начал понимать то, о чем они даже не задумывались, потому что принимали это как данность… и с тех пор он сам о многом стал думать иначе. Он стал одним из самых любимых народом правителей в истории человечества. Его имя означает "Аарон Справедливый", а как ты думаешь – многих ли правителей так называли? Как-то раз он повел в бой пятнадцать тысяч воинов против сто двадцать одной, и его войско победило, и сорок тысяч вражеских легионеров пали на поле битвы, а остальные обратились в бегство. Он дожил до глубокой старости, а когда умер, его оплакивал весь мусульманский мир. Понятно?
Я кивнул. Я понимал каждое ее слово. Вот только не догадывался, к чему она клонит.
Она сделала глубокий вдох.
– Так. Теперь представь себе, что ты – юная персиянка, живущая в Багдаде. Да, да, я вижу –
Неожиданно прямо в пространстве между Джинни и мной зазвучал незнакомый голос, хорошо поставленный альт. Голос звучал довольно громко, и от неожиданности я так вздрогнул, что чуть не свалился с кресла.
– Температура обшивки вашей машины опустилась настолько, мисс Джинни, что теперь можно безопасно совершить посадку.
Я испугался, а Джинни просто рассвирепела. Я это заметил по ее лицу. Тише и медленнее, чем раньше, она выговорила:
– В слове "подожди" всего семь букв, Смитерс. По-моему, трудно понять неправильно.
– Прошу прощения, мисс Джинни, – мгновенно извинился Смитерс, и хотя не послышалось никакого там щелчка, не стих шум на фоне голоса, я понял: он исчез.
– …и также живет твой возлюбленный… Назовем его Джелал. Вы очень любите друг друга и хотите пожениться, но у вас нет денег. И вот в один прекрасный день…
– Погоди, – прервал я ее. – Кажется, я догадываюсь, к чему все это… почти догадываюсь. В один прекрасный день является нищий сосед, он оказывается сказочным богачом и говорит, что случайно подслушал, что понимает ваши трудности и предлагает Джелалу… – Я замолчал. Я вдруг по-настоящему понял, к чему она вела этот разговор – по крайней мере в общем. – О… о господи… – выдохнул я. – Все наоборот, да?
Ее глаза подсказали мне, что я прав.
– Понимаешь, по-другому было нельзя. Познакомившись с тобой, как Джинни Гамильтон, я не могла сказать тебе. И вообще все было…
– Ты – Гарун аль-Рашид!
– Ну, скажем так: я – его внучка, – тоскливо вымолвила она.
Я был в шоке.
– Ты богата.
Она грустно кивнула:
– Жутко.
Все начало становиться на свои места. Я попытался ускорить этот процесс.
– Ты даже не сирота, да?
Она покачала головой.
– Я не могла позволить, чтобы кто-то в колледже имени Ферми познакомился с моими родителями. Они… слишком хорошо известны. Так что пришлось изобрести парочку приемных родителей для социальных нужд.
– И ты поступила в колледж имени Ферми, вместо того чтобы пойти учиться в школу имени Лоренса Кэмпбелла или в любой другой престижный колледж, чтобы тебе можно было… что? Посмотреть, как живет другая половина человечества?
– Ну… отчасти.
Я отчаянно копался в воспоминаниях, задним умом доходил до одного, до другого, понимал разные мелочи, прежде озадачивавшие меня. Неожиданная мощность "Сильвера". Необычайные для сироты всегдашние уверенность и самообладание Джинни. Как это получалось, что стоило только кому-то заговорить о поездке в поистине сказочные места – в Туву, или в ледяные пещеры на Земле Королевы Мод в Антарктиде, или о полете в Гаррмиан-сити на Луне – Джинни словно бы буквально на днях посмотрела солидные документальные фильмы об этих местах. И как, когда мы ели фисташки, она всегда выбрасывала те, которые самую чуточку плохо раскрывались…