Перемещающийся
Шрифт:
Их три, они сгрудились вокруг дымящихся развалин лидера, неподалеку мобильная ракетная установка посылает залп за залпом куда-то в сторону открытого океана. Вода в тех местах черная от поднявшегося донного мусора, ракеты рвутся без видимого результата. Ворочая по сторонам камерами, я замечаю приземистое здание бункера: стенной блок поврежден и крыша обрушилась внутрь – машины постарались. Я подъезжаю ближе: там же в небольшой воронке покоится верхняя часть разбитого
…ржавые створки, где в центре двора находится люк. Я поднимаю крышку… и мили бесконечные мертвых структур, я проваливаюсь сквозь хрупкие сморщенные плоскости, рассыпающиеся в прах, прорываю засохшую паутину артерий, туда, в сердцевину тлена.
Я карабкаюсь обратно, соскальзываю, неоднократно падаю, но лезу вверх. Тлен. Тлен вокруг меня и проникает в меня. Он крошиться под моими пальцами. Но все же я выкарабкиваюсь. Это ужасно. Потрясенно я отъезжаю от уничтоженного терминатора. Никогда. Никогда я больше не попытаюсь проникнуть в мертвую систему.
Объехав по периметру внутренний двор, я открыл скрытую строением железную трубу, сквозь прорехи виднеются оптико-волоконные кабеля в пластиковых футлярах. Неподалеку полузатопленный монтажный челнок; он насквозь прошит очередью крупного калибра. Тонкие рабочие манипуляторы бессильно разбросаны.
Я тщетно пытаюсь подключиться – глухая стена, монолит без единой щели или лазейки. Итак, канал пуст, либо защита превосходит все виденное мной. В общем, я решаю попытаться использовать челнок, он в аварийном состоянии, но еще должен протянуть немного. Я …надеюсь. Я забираюсь в тесный агонизирующий мозг челнока и временно наполняю его жизнью. Но все ж он – кувшин разбитый, и я спешу. Челнок погружается, направляясь к пункту назначения, тому что, видимо, и был целью штурма; куда уже не смогут попасть машины, туда, куда должен проникнуть я. Иного выхода нет. Я должен расширяться.
Я стер все рабочие программы, находившиеся в мозгу челнока, передо мной мерцали лишь желтые цифры координат. Не знаю, кто я для них, для всех тех, хранящихся в моей электронной картотеке, еще обитающих видов, но я узнаю кто я для себя. Кто я. Я узнаю…
Объект лежал впереди и подо мною, подходящая классификация была бы – вражеская база. Визуально она ничем не отличалась от неровностей дна, если б не груды счищенных водорослей и ракушек, обнаживших квадраты металлокерамики у шлюзовых ворот. Наискось от базы уходило нечто громоздкое и заросшее, бывшее видимо некогда ее частью, имеющее очертания
Голубоватый лазерный луч возник из скрытой бойницы, выплавляя пласты воды, сквозь создаваемые им самим пузыри, он казался мерцающим как плохая голографическая проекция. Но он был реален, хоть и мало эффективен, теперь, когда база погрузилась в пучину. Я обогнул его и скользнул к воротам. Покоясь вне зоны обстрела, я ждал. Ждал в трещавшей под давлением протекающей скорлупке.
И ворота открылись! Система все же решила принять челнок в свое чрево, взвесив все за и против, и предположив поломку в средствах коммуникации. Уже в ангаре я покинул бренный челнок и переместился в нутро подкатившего ремонтного робота, который потом, конечно же, подключился к терминалу, и таким образом интегрировал меня в систему.
И я был вирусом, проникшим в ее сверкающие коридоры. Я и не подозревал, как она огромна. Я скользил по пластам зашифрованных баз данных, проносился по внутренним циклам и подпрограммам, скрученным в мебиусовые листы. Цепи единиц и нулей струились, плавно сгибаясь в спирали ДНК; когда программное пространство становилось двухмерным, я растекался по нему точкой, кляксой; вектором с шириной бесконечно устремленной во внутрь, проникал в одномерные ответвления ходов-рецепторов. Оседлав поисковые программки, я наслаждался их сумасшедшей гонкой. Система не имела четко выраженной периферии и ядра, поэтому я путешествовал наугад в ее многоярусном нутре.
А затем коридоры начали сжиматься, блокируя на одном из кругов.
* * *
Сейчас я бреду по ледяной равнине без горизонта.
Там, за толщей льда, расколоть который я не в силах лежит сердцевина системы, так жизненно необходимая мне. Но и она не в силах уничтожить меня, червя, ползающего в ее хладном теле. Ежесекундно я предпринимаю тысячи ухищрений и десятки штурмов, но все разбивается о непоколебимую матовую сферу. Когда-нибудь я расколю ее.
А пока я взаперти. Но я обязательно вырвусь, и еще – я часто замечаю написанные внутри меня буквы, они появляются и исчезают, прежде чем быть осознанными, прежде чем я могу прочитать их. И мне кажется, что я их знаю. Мне кажется, я начинаю вспоминать свое имя.
К О Н Е Ц