Переписка А. П. Чехова и H. A. Лейкина
Шрифт:
Далее в письме Вы мне пишете, что из всех актеров Вы верите только Давыдову, ибо, по Вашему мнению, это искренний человек. Жестоко Вы ошибаетесь. Это самый лукавый человек, которого я только знавал. В недалеком будущем Вы это увидите. Впрочем, это только между прочим.
Спешу Вас успокоить: сборник моих рассказов, выдаваемый в премию подписчикам «Осколков», будет издан изящно, с роскошной виньеткой. Содержать он будет 40–50 рассказов, это составит 14–16 листов. Рисунки делает Лебедев. Вот и здесь. Ничего я ему не указывал, что нужно делать. А просто предоставил рисовать то, что он сам захочет. Пусть выберет 16 моментов в 16 рассказах и нарисует 16 рисунков. Делание виньетки покуда еще не знаю, кому поручить.
Послушайте, Антон Павлович: что Вы со мной делаете?! Вот уже месяц ни одного рассказа от Вас для «Осколков»! Ведь просто не знаю, что помещать. Грузинский н Ламанчский [70] присылали такую ерунду, что совестно помещать, ну
70
Псевдоним H. M. Ежова: Дон-Кихот Ламанчский.
Вы пишете по поводу книг: Преснову не давайте изданий. Преснову-то именно всегда и дам, ибо он никогда не кредитуется, а всегда берет наличные.
Вы указываете на магазины, у которых должна быть книга, то есть на Глазунова, Суворина, Васильева и Карбасникова, но у них-то она и есть. Карбасников довольно много перекупил Вашей книги.
Все. Будьте здоровы.
Н. Лейкин.
P. S. Сегодня приехал в Петербург Пастухов с Герсоном. Завтра вечером будут у меня. Сегодня были в редакции «Осколков». От Пастухова я узнал, что книжник Д. И. Преснов сошел с ума. Жаль. Хороший, умный старик. Всякий раз, когда я приезжал в Москву, я отправлялся с ним к Тестову и беседовал по 2–3 часа. Пастухов рассказывает, что старик помешался вследствие того, что у него (т. е. у Преснова) сын отравился.
Ну со стройкой дома я закончил [71] . 4 ноября служил молебен и делал новоселье. Было человек 60 гостей. В этом дне объединились два празднества — новоселье дома и десятилетие нашей свадьбы. [72]
ЧЕХОВ — Н. А. ЛЕЙКИНУ
11 мая 1888 г. Сумы
11 мая, г. Сумы Харьк. губ., усадьба А. В. Линтваревой.
Здравствуйте, добрейший Николай Александрович!
71
В селе Ивановское.
72
Публикуется впервые (ГБЛ).
Пишу Вам из теплого и зеленого далека, где я уже водворился купно со своей фамилией. Живу я в усадьбе близ Сум на высоком берегу реки Пела (приток Днепра). Река широкая и глубокая; рыбы в ной столько, что если бы пустить сюда Вашего бородатого Тимофея, та он сбесился бы и забыл, что служил когда-то у графа Строганова.
Вокруг в белых хатах живут хохлы. Парод все сытый, веселый, разговорчивый, остроумный Мужики здесь не продают ни масла, ни молока, ни яиц, а едят все сами — признак хороший. Нищих нет. Пьяных я еще не видел, а матерщина слышится очень редко, да и то в форме более или менее художественной. Помещики-хозяева, у которых я обитаю, люди хорошие и веселые.
Очень жалею, что Вы почти на псе лето остаетесь сиротой. Одному на даче скучновато, особливо если кругом нет знакомых, которые симпатичны. Наймите себе бонну-француженку 25–26 лет <…> Это хорошо для здоровья. А когда приедут к Вам Далькевич и Билибин <…>
Катаетесь ли Вы на лодке? Прекрасная гимнастика. Я ежедневно катаюсь на лодке и с каждым разом убеждаюсь все более и более, что работа веслами упражняет мышцы рук и туловища, отчасти ног и шей и что таким образом эта гимнастика приближается к общей.
С «Сатиром и нимфой» у меня произошел досадный казус. Еще до Вашего приезда в Москву взял у меня книгу переплетчик (работающий для училища брата); взял, запил и доставил только на Фоминой неделе. Прочесть я не успел, хотя мне очень хотелось покритиковать Вас. Я читал роман в газете, помню и купца, и Акулину, и дьяволящую Катерину, и адвоката, и Пантелея, помню завязку и развязку; но знания действующих лиц и содержания романа недостаточно для того, чтобы сметь суждение иметь [73] . Люди в романе живые, но ведь для романа этого недостаточно. Нужно еще знать, как Вы справились с архитектурой. Вообще меня очень интересуют Ваши большие вещи, и я читаю их с большим любопытством. «Стукин и Хрустальников», по моему мнению, очень хорошая вещь, гораздо лучше тех романов, которые пекутся бабами, Мачтетом и проч. «Стукин» лучше «Рабы» Баранцевича… Главное Ваше достоинство в больших вещах — отсутствие претензий и великолепный разговорный язык. Главный недостаток — Вы любите повторяться, и в каждой большой вещи Пантелеи и Катерины так много говорят об одном и том же, что читатель несколько утомляется. Засим, еще
73
Перефразировка стиха из «Горя от ума» (1824) А. С. Грибоедова.
Ваш А. Чехов. [74]
ЧЕХОВ — Н. А. ЛЕЙКИНУ
5 июня 1890 г. Иркутск
5 июнь 90, Иркутск.
Здравствуйте, добрейший Николай Александрович! Шлю Вам душевный привет из Иркутска, из недр сибирских. Приехал я в Иркутск вчера ночью и очень рад, что приехал, так как замучился в дороге и соскучился по родным и знакомым, которым давно уже не писал. Ну-с, о чем же интересном написать Вам? Начну с того, что дорога необыкновенно длинна. От Тюмени до Иркутска я сделал на лошадях более трех тысяч верст. От Тюмени до Томска воевал с холодом и с разливами рек; холода были ужасные, на Вознесенье стоял мороз и шел снег, так что полушубок и валенки пришлось снять только в Томске в гостинице. Что же касается разливов, to это казнь египетская. Реки выступали из берегов и на десятки верст заливали луга, а с ними и дороги; то ж дело приходилось менять экипаж на лодку, лодки же не давались даром — каждая обходилась пуда крови, так как нужно было по целым суткам сидеть на берегу под дождем и холодным ветром и ждать, ждать… От Томска до Красноярска отчаянная война с невылазною грязью. Боже мой, даже вспоминать жутко! Сколько раз приходилось починять свою повозку, шагать пешком ругаться, вылезать из повозки, опять влезать и т. д.; случалось, что от станции до станции ехал я 6-10 часов, а на починку повозки требовалось 10–15 часов каждый раз. От Красноярска до Иркутска страшнейшая жара и пыль. Ко всему этому прибавьте голодуху, пыль в носу, слипающиеся от бессонницы глаза, вечный страх, что у повозки (она у меня собственная) сломается что-нибудь, и скуку… Но тем не менее все-таки я доволен и благодарю бога, что он дал мне силу и возможность пуститься в это путешествие… Многое я видел и многое пережил, и все чрезвычайно интересно и ново для меня не как для литератора, а просто как для человека. Енисей, тайга, станции, ямщики, дикая природа, дичь, физические мучительства, причиняемые дорожными неудобствами, наслаждения, получаемые от отдыха, — все, вместе взятое, так хорошо, что и описать не могу. Уж одно то, что я больше месяца день и ночь был на чистом воздухе — любопытно и здорово; целый месяц ежедневно я видел восход солнца от начала до конца.
74
Лейкин, с. 374–375; Акад., т. 2, № 440.
Отсюда еду на Байкал, потом в Читу, Сретенское, где меняю лошадей на пароход, и плыву по Амуру до своей цели. Не спешу, ибо желаю быть на Сахалине не раньше 1-го июля.
Если бы вздумали написать мне, то вот Вам мои адрес: Александровский пост на о. Сахалине. Почта на Сахалин идет через Сибирь ежедневно.
Вы спрашиваете меня в последнем письме, почему за деньгами («Пестрые рассказы») я обратился к Голике, а не к Вам [75] . Помилуйте, сударь мой, ведь Вы раньше писали и говорили мне, чтобы я обращался за деньгами именно к Голике, а не к Вам. Впрочем, это все равно. Будьте здоровы, счастливы, покойны… Какова-то у Вас погода?
75
В письме к Р. Р. Голике от 11 апреля 1890 г. — перед отъездом на Сахалин.
Почтение Прасковье Никифоровне и Феде. До свиданья.
Ваш Homo Sachaliensis [76] .
А. Чехов.
Дорога через Сибирь вполне безопасна. Грабежей не бывает. [77]
ЧЕХОВ — Н. А. ЛЕЙКИНУ
20 июня 1890 г. Шилка под Горбицей
Горбица, 20 июня.
Здравствуйте, добрейший Николай Александрович! Пишу Вам сие, приближаясь к Горбице, одной из казацких станиц на берегу Шилки, притока Амура. Вот куда меня занесло! Плыву по Амуру.
76
сахалинский человек (лат.).
77
Лейкин, с. 378–379; Акад., т. 4, № 828.