Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
Что у нас здесь за ужасная погода! Выпал снег, стоят морозы, и недокопанные бураки еще лежат под землею, возбуждая опасение, что зима установилась окончательно и что они вследствие этого пропадут. А со вчерашнего вечера дует страшный ветер с вьюгой и с чем-то средним между снегом и градом, производящим раздражающий нервы шум. Ночью я был перепуган внезапно отворившейся форточкой, из которой вьюга влетела в мою комнату, вздула штору, которая уронила стоявшие около подсвечники, растворила мои двери и в первую минуту навела на меня (со сна) невыразимый ужас.
10 часов вечера.
Племянница Вера с женихом провели здесь полтора суток. Они производят очень приятное впечатление. До чего он любит ее! Взирая на него, насквозь проникнутого и переполненного чувством, я думал: неужели и этому горячему чувству придет конец? неужели и тут будет охлаждение,
Будьте, здоровы и счастливы, друг мой!
Беспредельно преданный и благодарный
П. Чайковский.
413. Чайковский - Мекк
Каменка,
22 октября 1881 г.
1881 г. октября 22-24. Каменка.
11 часов вечера.
Милый, дорогой друг! В ту минуту, как сажусь писать Вам, слышу отчаянные завывания ветра; на дворе шесть градусов мороза, и луна освещает совершенно зимний пейзаж, т. е. поверхность земли; покрытую густым слоем снега, лежащего уже несколько дней. Это очень грустно и дурно в хозяйственном отношении. И в Каменке и в Вербовке, но особенно в Вербовке осталось еще много невыкопанных бураков, которым грозит совершенная погибель. Вот хорошая сторона того, что Вы уже более не хозяйка обширного имения. Сюрпризы, которые природа устраивает самому предусмотрительному хозяину, уж не могут более приносить Вам неожиданных забот, огорчений и разочарований.
Милый друг! Позвольте Вам сделать откровенно одно маленькое признание. Вчера и сегодня я неспокоен духом; мне как-то неловко и немножко совестно перед Вами, как будто я чем-то провинился, и единственным разрешением этого беспокойного состояния души будет то, что я выскажусь. Мне никогда не совестно принимать все, что Вы мне даете; в отношении Вас у меня никогда не было, нет и не будет тени того болезненно-щекотливого чувства, которым страдают люди в отношении тех, кому они чрез меру обязаны. Это происходит оттого, что Вы в моих глазах выше общечеловеческого уровня; Вы мое провидение, моя опора, мой дpуг в высшем, идеальном значении слова. Но мне стыдно за свое малодушие, за то, что Вами же наделенный свыше меры всеми благами вполне свободного человека, я Вам же так долго и упорно жаловался на тягость труда, предпринятого из нужды (которой быть не может и не должно), что Вы захотели даже и от этой, в сущности, совершенно мной заслуженной неприятности меня избавить. Выходит, что как бы то ни было, но я злоупотребил Вашей дружбой и добротой. Итак, во-первых, простите меня, во-вторых, мне хочется сказать Вам, что я неуклонно и твердо решил перестать, наконец, ребячески нерасчетливо расточать деньги; в-третьих, хочу просить Вас впредь тогда только переходить за пределы моего бюджета, когда я Вас о том попрошу. Поверьте, что, если действительно будет нужда, нисколько не стеснюсь просить Вашей помощи, но надеюсь, что нужды больше не будет, ибо ни в каком случае не должно ее быть. В-четвертых же, еще, еще и еще хочется сказать Вам спасибо, родная моя, за все, за все!
Вот я и облегчил свою душу. Я остаюсь еще неделю в Каменке, т. е. до конца месяца. Буду до отъезда просматривать некоторые корректуры, а засим решительно расстаюсь с Бортнянским. Знаете ли, друг мой, что, если б не Вы, мне пришлось бы еще несколько месяцев напрягать свои силы над этой работой. Конечно, сил у меня бы хватило, но чего бы мне это стоило! Теперь я уже сделал распоряжение, чтобы по моим указаниям было сделано все, что остается сделать.
24 октября.
У нас здесь продолжается зима. Сегодня приехал Лев Васильевич и рассказывает, что в Киеве установился превосходный санный путь. Там, в семействе их, происходят спешные приготовления к свадьбе, которая состоится четвертого числа. Жених Веры уехал в Петербург по делам вел. кн. Конст[антина] Ник[олаевича]. За два дня до свадьбы он вернется, а четвертого вечером молодые уезжают в Орианду, откуда на другой же день с великим князем отправляются за границу. Здоровье сестры моей порядочно. Ее поглощают теперь заботы о приданом, и возбужденное состояние нервов заставляет забывать болезнь или, по крайней мере, мало обращать на нее вниманья. Но мы боимся, чтобы по завершении всех этих хлопот свадьбой она бы не разболелась. Племянница Таня тоже на ногах. Увы, обе они все-таки не обходятся без морфина!
Я все еще не могу решительно сказать, когда
Беспредельно преданный
П. Чайковский.
414. Чайковский - Мекк
Киев,
3 ноября 1881 г.
Милый, дорогой друг! Вот уже несколько дней, что я в Киеве. Живу среди невообразимой суеты, происходящей у нас вследствие приближающегося дня свадьбы Веры. Отовсюду стекаются родственники как наши, так и жениха. У сестры моей, бедной, голова кругом ходит от усложнившихся хозяйских обязанностей. И мне приходится помогать им в хлопотах. Свадьба состоится завтра, и молодая чета останется еще два дня здесь, а затем они едут прямо в Париж. Вера любит своего жениха и счастлива, по в последние дни немножко смущена и грустна. Ее начинает пугать разлука с родителями. Кроме того, она призналась мне, что ее больно затронуло одно маленькое обстоятельство, которое я хочу сообщить Вам, милый друг, чтобы показать, как сильна в этом семействе любовь между родителями и детьми. Вере пришлось написать письмо матери жениха. В ответ она получила письмо, очень ласковое и милое, в котором будущая belle mere [свекровь] называет ее своей милой дочкой. Мысль, что теперь есть некто, кто имеет право называть ее дочкой, когда у нее до сих пор была только одна настоящая мать, до того расстроила бедную мою милую племянницу, что она проплакала целую ночь и до сих пор без слез об этом не может вспомнить.
Приехал брат Анатолий. Он рассказывал мне подробности про свое знакомство с Влад[имиром] Карл[овичем] и про Колю, который совершенно пленил и очаровал его. Коля говорил, что на масленице он будет в Киеве. Сестра моя горячо этого желает, и я надеюсь, что это состоится. Не правда ли, дорогой друг?
Я все-таки еще не могу назначить дня моего отъезда. Анатолий имеет отпуск до десятого числа. Шестого Лев Вас[ильевич] с Анатолием и другими приехавшими родственниками собирается на охоту в Каменку, и меня очень зовут с ними ехать. Мне этого весьма, не хочется, но жаль брата, который очень ценит немногие дни, которые я провожу с ним. Поэтому я нахожусь еще в нерешимости относительно дня выезда. Во всяком случае, надеюсь, что это будет скоро, и в тайне души своей с нетерпением ожидаю дня, когда понесусь по направлению к Италии.
Мне грустно, что так долго придется оставаться без известий о Вас, моя дорогая. Надеюсь, что Вы здоровы и покойны. От брата Модеста имею довольно грустные известия. Он чувствует себя нехорошо и жалуется на какую-то апатию, ослабление энергии и слабость.
Будьте здоровы, милый друг!
Беспредельно Вас любящий
П. Чайковский.
415. Чайковский - Мекк
Киев,
1881 г. ноября 8-9. Киев.
8 ноября 1881 г.
Дорогой, милый друг! Как я неосмотрительно поступил, не попросив Вас дать мне о себе известий в Киев. Я думал, что останусь здесь всего дней пять, а вот приходится уже почти две недели жить в Киеве, не зная, как Ваше здоровье и что Вы делаете. Я уеду или десятого или одиннадцатого, остановлюсь на один день в Вене, на один в Венеции и, следовательно, ранее двадцатого числа буду уже во Флоренции, где хочу остаться двое суток. Знаете ли, дорогая моя, что у меня в душе начинает просыпаться потребность к сочинительству, которой я давно уже не ощущал. Мне хотелось бы в Риме тотчас же приняться за какую-нибудь большую работу, и мне кажется, что муза моя снова станет ко мне благосклонна и что источники вдохновений еще не вполне угасли... Они только временно осушились вследствие неблагоприятных обстоятельств семейных, а главное, от столь долго томившей меня редакции Бортнянского.