Переписка П. И. Чайковского с Н. Ф. фон Мекк
Шрифт:
Писал ли я Вам, дорогая моя, что я буду в двадцатых числах февраля в Париже и что четвертого и одиннадцатого я буду дирижировать своими сочинениями у Соlоnn'а? Оттого ли, что теперь всё русское в моде или Colonne вспомнил обо мне независимо от того, русский ли я или нет, но только он пригласил меня участвовать в двух его концертах, и это для меня оттого особенно приятно, что у Соlоnn'а своя публика, готовое устройство, чудесный оркестр, и всё это даром! А ведь я хотел по совету M-r Felix Mackar рискнуть [дать] свой собственный концерт, и кто знает, сколько бы это стоило убытков и хлопот.
В том, что Вам говорил Данильченко, нет ни единого слова правды. Но, действительно, уж года три тому назад носились слухи о тех трех тысячах, которые теперь я получил.
Алексея
Будьте здоровы, дорогой, бесценный друг мой!
Ваш П. Чайковский.
Вчера была первая репетиция моего здешнего концерта. Оркестр принял меня восторженно. Это, конечно, очень приятно, но, боже, как мне грустно здесь!..
412. Чайковский - Мекк
1888 г. января 30/февраля 11. Лейпциг.
Лейпциг,
11 февраля
Дорогой, милый друг мой!
Концерт мой в Берлине был очень удачен. Я имел дело с превосходнейшим оркестром и с музыкантами, которые с первой же репетиции выказали в отношении меня величайшее сочувствие.
Программа была следующая:
1 ) Увертюра “Ромео и Юлия”.
2) Фортепианный концерт. Играл Зилоти.
3) Интродукция и фуга из Первой сюиты.
4) Andante из Первого квартета.
5) Романсы. Пела г-жа Фриде.
6) Увертюра “1812 г.”.
Публика принимала меня восторженно. Само собой разумеется, что это очень приятно, но я всё более и более чувствую себя утомленным и просто не понимаю, как буду в состоянии выдержать всё предстоящее. Жизнь моя в Берлине была просто мученичеством. Не было ни единой минуты для себя, с утра до вечера приходилось или принимать гостей или быть в гостях. Узнаете ли Вы в этом путешествующем по Европе русском музыканте того человека, который еще немного лет тому назад прятался от жизни в обществе и пребывал в уединении за границей или в деревне!!!
В Праге меня ожидает целое торжество. На все восемь дней, которые я там проведу, уже составлена и прислана мне программа бесчисленных оваций и торжественных приемов. Они хотят придать этому концерту характер патриотической антинемецкой демонстрации. Это меня тем более смущает, что я в Германии был принят самым дружелюбным образом.
Несмотря на всё мое утомление, я остаюсь совершенно здоров, и в этом отношении приходится удивляться выносливости моей натуры.
В Париже мои концерты состоятся 4-го и 11-го марта. Как я буду близко от Вас! Эта мысль радует меня.
Милый, бесценный друг мой, будьте здоровы и счастливы! Адрес мой теперь: Paris, 14, Rue Richepanse. Буду в Париже ожидать от Вас весточки.
Беспредельно преданный и любящий Вас
П. Чайковский.
413. Чайковский - Мекк
Прага,
10/22 февраля [1888 г.]
Милый, дорогой друг мой!
Я провел в Праге десять дней и буквально ни одного письма не написал, ибо как это ни невероятно Вам покажется, но я не имел к тому никакой возможности. От первой минуты моего приезда и до сегодняшнего дня это был целый бесконечный ряд всяческих торжеств и празднеств, репетиций, осмотров достопримечательностей и т. п. Меня принимали здесь так, как будто я явился представителем не русской музыки, а вообще всей России. Положение мое было несколько неловкое, ибо почести, оказанные мне, относились вовсе не ко мне, а к России. Я и не подозревал, до какой степени чехи преданы России и как они глубоко ненавидят немцев. Быть может, Вы из газет узнаете кое-какие подробности о моем здешнем пребывании и о политическом характере их. Что касается самых концертов, то их было два: один в воскресенье 19/7, другой вчера вечером, 21/9. Успех был громадный. После первого концерта был многолюдный банкет, на коем я
Усталость моя за всё это время превосходит всякие вероятия, и я просто не понимаю, откуда у меня берутся силы перенести все мои волнения.
Простите, дорогой, добрый друг, что так мало и редко пишу. Клянусь Вам, что как бы я того ни желал, но, ей-богу, не нахожу времени. Будьте здоровы и не забывайте меня. Сегодня еду в Париж (14, Rue Richepanse).
Бесконечно любящий Вас
П. Чайковский.
414. Мекк - Чайковскому
Belair,
14/26 февраля 1888 г.
Милый, несравненный друг мой! Вчера я получила Ваше дорогое письмо и спешу усердно просить Вас не стеснять себя нисколько перепискою со мною, ведь я же знаю и понимаю, как Вы теперь заняты и как Вас осаждают. Вы есть теперь l'interet du jour [злоба дня] в Европе; каждому хочется и увидать, а еще того более - поговорить с знаменитым человеком. Только теперь, дорогой мой, я попрошу, если возможно без большого неудобства, сообщить мне телеграммою в двух словах: Ваши концерты в Париже будут 10-го и 12 марта - по новому стилю или по старому? И я прошу буквально ответить мне: nouveau style или vieux style. Я имею очень мало надежды на то, чтобы могла приехать даже в Париж, чтобы доставить себе такое невыразимое и такое редкое счастье услышать Ваши сочинения под Вашим руководством. Но я теперь такой несчастный человек, что я накануне никогда не могу сказать с уверенностью, что я сделаю завтра. Нервы мои в таком ужасном состоянии: болезнь бедного Владислава Альбертовича окончательно подорвала и мои нервы, и теперь хотя ему и лучше, но я-то уже поправиться не могу; в мои лета не поправляются. К этому же, у меня теперь гостит belle-fille [невестка] Лиза, жена сына Володи, который сегодня уезжает в Лондон, а жену и сына оставляет у меня на время своей поездки. Эта бедная молодая женщина также постоянно больна, потому что, к несчастью, морфинистка, поэтому нервна страшно и всё чем-нибудь страдает; теперь ей делают электричество, то и ее оставить невозможно. Но я всё-таки хотела бы знать, в какие дни будут эти концерты, для того, чтобы хотя здесь помечтать об них.
Какой ужасный, невиданный холод на Западе. Я очень страдаю от него, у нас всё покрыто снегом, точно Псковская губерния, и это так тяжело, мертво. В настоящее время я очень счастлива пребыванием у меня моего доброго Володи и его чудесного ребенка Волички.
В газетах я читаю постоянно о Вашем триумфальном шествии в Европе и радуюсь до слез, что, наконец, Ваше имя приобретает европейскую известность и полную оценку. Пошли Вам господи сил и здоровья, а их много надо, но я надеюсь, что Вы выдержите всё хорошо, потому что триумф не нанесет вреда. Я очень хотела бы сделать Вам несколько вопросов, но отказываюсь от них, чтобы не затруднять ответом, и прошу опять, мой несравненный друг, не беспокоиться писать мне, а, самое большое, телеграммою сообщить “adresse est telle” [адрес такой.].
Вчера поехал в Париж Данильченко и, вероятно, от Брандукова узнает Ваш адрес и явится к Вам. Я очень рада, дорогой мой, что всё, что он мне рассказал про Вас, - неправда, а почему рада, объяснять не буду, чтобы не дискредитировать этого хохла. Знаете ли Вы, милый друг мой, что Брандуков женится на Мазуриной, пианистке? Это поправит его материальное положение, но в смысле семейного счастья его нельзя поздравить, потому что она, говорят, ужасного характера и самодурка.
Как мне радостно подумать, что Вы так близко от меня, мой милый, драгоценный друг, и какое наслаждение для меня читать все похвалы Вам. Ужасно меня интересует знать, какие из Ваших сочинений будут исполняться у Colonn'a, как бы я хотела сама их слышать; боже, какой я несчастный человек! Будьте здоровы, сильны, веселы, мой дорогой, несравненный друг. Всею душою безмерно Вас любящая