Переписка

Бабенко Виталий Тимофеевич

Семью он так и не завел...

Очень поздно я поняла, что это за теория - только в этом году. Поняла и ужаснулась. Оказывается, он добивался МГНОВЕННОГО скачка через пространство. Не знаю опять, поймешь ли... Нет, не идею Славика - мои чувства.

И он добился. Опять же - в этом году.

И ведь самое страшное: он не только теоретиком был, но

и практиком. И мечтал, оказывается, прорваться к звезде Каптейна, чтобы ТАМ ВСТРЕТИТЬ ТЕБЯ! Он очень радовался, когда на бумаге все подтвердилось. Считал, что и ты будешь счастлив: на далекой планете, у невообразимо далекой звезды Пилота Первого Звездного встречает сын. Сын - ученый. Сын, покоривший пространство.

Он ничего, абсолютно НИЧЕГО не понимал. Что твой полет тогда - впустую. Что ты с твоим "Гонцом" уже никому не нужен. Что все эти годы - напрасные годы. И разлука наша... наша с тобой, Сереженька, мучительная, вечная, бессветная разлука - тоже напрасная.

А любовь? Неужели тоже - зря? И... жизнь?

Верь мне, любимый мой. Умом я все-все осознаю. Разум - штука холодная, как кусок стекла. Я знаю: Славик вернулся бы только с тобой. Ты должен быть в системе Каптейна в сентябре восемьдесят восьмого... то есть, по твоему календарю - в мае восемьдесят пятого. Тогда же там оказался бы и Слава. И через три с небольшим года мы встретились бы... Совсем не старые. Ты - старее прежнего всего на двадцать два года; я - немногим больше. То есть разлука сократилась бы вдвое, а годы жизни - остались...

Но это письмо ты получишь уже на обратном пути. Звезда уже будет твоя. И в этом - какое-то для меня утешение.

Знаю и другое: не Славик, так кто-нибудь другой откроет эту Большую Волну. В науке давно нет гигантских опережений. Может быть, даже сейчас кто-то из физиков вынашивает эту же теорию, и отбросила я ее всего на несколько лет. Пусть... Пусть так! Но только не Слава. Не сын!

Словом, месяц назад я сожгла весь его архив. ВЕСЬ. До последней бумажки. До последней голографии. Прости меня! Сколько мне осталось жить не знаю, но все оставшееся время буду молить тебя: прости! Я не могла иначе...

Славик поседел в одну ночь. А через два дня... его не стало. Постой, сейчас соберусь с духом еще раз:

он... покончил... с собой...

Вот.

Но может быть, он совершил _такое_ не потому, что погибла теория? Ведь теории не погибают, верно? Может быть, он наконец ПОНЯЛ? Понял, _почему_ я это сделала?.. Наверняка понял. НЕ МОГ НЕ ПОНЯТЬ!!!

С этой мыслью... Эта мысль меня спасает. Если я жива еще, так только потому, что в воображении - эта соломинка. Но... та же мысль... убила его.

И я - как ни крути - преступница. Ведь сгорели не бумажки. Сгорел Славик. Сгорела я. Сгорела наша любовь. Разве не так? Ведь ты меня теперь возненавидишь, правда?

На днях меня обожгло такое предположение: что если я спалила бумаги Славика из чистого эгоизма? Да, это можно назвать эгоизмом: охраняла нашу разлуку, сиречь - себя. А охранять нужно было Славу. Получается-то, что я _в тебя не верила_! Может, его полет не был бы для тебя КАТАСТРОФОЙ? Может, это только мои страхи? И вот результат: воображаемую катастрофу я заменила реальной. Жутко реальной... И ничегошеньки-ничего теперь не вернешь...

Не хочу видеть ни одной живой души. Я - мертвая. А вокруг - люди... Толпятся... Ждут, когда остановится рука. А она не хочет останавливаться. Мне все кажется, что чего-то самого главного я не написала. Упустила...

Слез уже нет. Все слезы выплакала. Глаза - сухие...

О, эти лица... Еще месяц назад - все добрые. Теперь - все злые. Уйдите! Ну, дайте, дайте мне попрощаться с Сереженькой. Это ведь последние мои слова к тебе, любимый. Далекий мой, как же я тебя люблю.

Завтра суд. Что будет со мной - не знаю. Это уже давно не важно. Что будет с тобой, милый? Как ты там - и _здесь_ тоже - без меня? Без Славика?

Ох, сыночек мой, Славик, Славочка... Маленький, глупый мой Ярик...