Переписка
Шрифт:
Машенька почти совсем не плачет и очень любит улыбаться. А первые слова, которые она произнесла, какие, как ты думаешь? "Папа" и "мама"! Твоя фотография висит на стене как раз над ее манежем, и ей нравится подолгу тебя разглядывать.
Целуем нашего папу по очереди и все разом - Светлана, Славик, Машенька.
Р.S. На днях возвращается из экспедиции твоя мама, и переезжает к нам мой прадед. Надеюсь, будет полегче.
Р.Р.S. А ведь скоро год, как ты улетел. Ужас! Но время все-таки бежит...
Р.Р.Р.S. Только сейчас обратила внимание на даты. Снова парадокс всплыл, откуда ни возьмись. Этот импульс придет к тебе, как и прошлый, 28 ноября, если отсчитывать по земному времени, чего вы, конечно, не делаете. Ну что ж, следовательно, сегодня у тебя 9 октября, и до дня рождения чуть меньше месяца. Одновременно задним числом и загодя поздравляю!!!
10 октября 64 года (по корабельному календарю)
Милая моя Светушка!
Получил целую пачку твоих писем и обалдел от радости. Как все же редки стали эти сеансы связи! А ведь дальше - хуже: придется ждать годы. С ума сойти!..
За поздравление - спасибо. И за фотографию дочурки нашей - огромное спасибо. И за "первые слова" Машеньки - тысяча тысяч спасибо. Надо быть _здесь_, чтобы понять, что это такое - простое слово "папа", произносимое крохотным существом при виде "дядьки на стене"!
А для детей Машеньки, когда она вырастет и выйдет замуж, этот "дядька" будет уже "дедом". И она сама станет бабушкой, когда "отец-дед-прадед" наконец сойдет со стены - вернется на Землю. Его окружат дети его детей, большие и маленькие потомки, будут с интересом дергать за седую бороду, в он усадит на колено самого маленького и, еще плохо разбираясь, кто ему кем приходится, начнет рассказывать небывалые звездные истории. Словом, "Возвращение блудного патриарха"...
Не думай, будто я иронизирую. Твои письма приносят мне сумасшедшую радость, но и бередят душу горьким дыханием разлуки...
Светомузыка... Разумеется, я отлично помню тот вечер, и Гершвина, и Концертный зал имени Чайковского, и тебя - в золотистом свитере. И знаешь, что мне пришло в голову? Не заняться ли нам светомузыкой здесь - на "Гонце"? Ведь мы - "самые великие бездельники" в истории. Андрей неплохо музицирует, вот пусть и сочинит что-нибудь гениальное, а уж светотехнику мы ему организуем. Ведь такая работа - надолго, и это хорошо. Сочинение мы посвятим, конечно же, нашему талантливому вдохновителю Светлане Васильевне, коей весь экипаж передает нижайший поклон.
В этом письме, пожалуй, можно написать кое-что о наших былых страхах, которые, к счастью, не оправдались. Раньше я об этом ни разу не упоминал, да и правильно: необходимо было проверить, выяснить все досконально и не тревожить попусту близких на Земле. Теперь все вроде бы позади. Я имею в виду клаустрофобию. Именно ее мы и опасались. Видишь ли, различные эксперименты проводились неоднократно и на Земле, но там никто никогда не мог устранить момент "временности", или, если хочешь, "элемент моментности". Ситуация носит разные названия, но смысл один: любой из "подопытных" в каждый данный период времени уверен: случись что с его механизмом восприятия пространства, - тяжелая дверь моментально отодвинется в сторону, и эксперимент будет прекращен. Потому и все опыты проходили более или менее успешно: вера в преходящесть "клаустро" предупреждала "поломку" психики. Больше того, вспомни: опасности, подобной нашей, не было и при межпланетных полетах. Эксперимент, будучи вынесен в космос, изжил сам себя. Ни одно путешествие человека внутри Солнечной системы не длилось еще больше года. Росли расстояния, но росли и скорости. Наш "Гонец" потратил бы на прыжок к Плутону - учитывая разгон и торможение - сутки. Самые медлительные из нынешних кораблей - транспорты - достигают окраин Солнечной системы в считанные месяцы. Какая уж там клаустрофобия, это слово уже забывается.
И вот - мы. Мчимся по Вселенной почти полтора года, а замкнутое пространство не напоминает о себе ни в малой степени. Учтем: подготовка раз, индивидуальные особенности, предопределившие Выбор, - два, психозащита (не раз, впрочем, уже нас подводившая, но тем не менее) - три. И все-таки опасность была, мы знали о ней и искали способы, чтобы встретиться с врагом во всеоружии. Оказалось - напрасно. Мы торжествуем ура!
– и верим, что ни два, ни три, ни двадцать лет нас не сломят! (Тьфу, тьфу, тьфу, чтоб не сглазить!)
Так уж получается, что в каждом письме я рассказываю тебе о психике. Это, наверное, скучно, но что поделаешь: она - предмет наших постоянных бед, от нее одной зависит успех нашего "предприятия", она устанавливает "законы игры", мы же только подчиняемся, она - сеньор, мы - вассалы. И всем звездопроходцам, что пойдут по нашим следам, я скажу: будьте в ладу с душой или оставьте звезды в покое. Будьте жизнелюбивы, но без излишней жизнерадостности: от чрезмерного оптимизма до уныния - один шаг. Будьте рассудочны, но без рефлексии: самокопание открывает такие тайники души, что лучше всю жизнь вглядываться в бездны космоса, чем хоть мгновение туда. Будьте уверены в себе, но надейтесь на друзей: один среди звезд человек обреченный. И еще: любите космос. Нам, первым, здесь трудно. Нас никто не учил любить пустоту, мы полагали: любить можно ЧТО-ТО. Нам с детства вдалбливали мысль о недостижимости звезд, - мы их достигнем, но пересилить вдолбленное было не просто. Нас толкнула в космос не тяга в космос, а желание _выйти за пределы_ - это разные вещи.
Да не изведать вам, будущим, жадной космической тоски. Нам от нее уже не избавиться, и мы только дивимся ее эластичности: невидимой нитью привязывает она нас к Земле, и чем мы дальше, тем только крепче она, хотя и растягивается, растягивается...
Эти слова - прежде всего тебе, милая моя, далекая Светланка. "Будущие звездоплаватели" - жалкая риторика. Те, кому мой опыт необходим, узнают об опасностях космоса в свой час, ты одна - в МОЙ! В каком-то из писем я писал тебе, что веду дневник. Вот там все по-другому! Он-то как раз для Центра, "для публики", для жаждущих героики. Там я - "такой, как надоя: мужественный Капитан Первого Звездного, уверенный в себе и экипаже, отринувший все земное, готовый к любому риску и любой опасности, с железными нервами, дисциплинированный и требующий дисциплины, в меру самонадеянный, хитроумный, даже не очень разборчивый в средствах и, кстати, без особого воображения. Нравлюсь я _тебе_ таким? Думаю, что нет. Себе, впрочем, тоже. Но, как поддержал меня Володя, вывесив очередной плакат над моим рабочим столом, - "Создание мифов - дело рук самих Одиссеев!"
Так что, даже если дневники эти попадут на Землю до моего возвращения, прошу тебя: не читай! Просто помни: твой муж остался таким, каким был на Земле. Он скучал по дождю и яркому солнцу, воображал шум деревьев и грохот прибоя, "смотрел" на Луну и "разглядывал" былинки, "вдыхал" ароматы цветов и "терял сознание" от лесного озона, "слушал" птиц и "внимал" журчанию ручьев, "подставлял лицо" морским брызгам и "обжигался" ветром пустыни.
Кстати, все это - почти все - воспроизводимо в нашей голотеке, но... ты, конечно, удивишься: мы давно ее крепко-накрепко заперли и не открываем. Суррогаты непереносимы!
Пусть об этом тоже знают "будущие звездоплаватели", среди которых, надеюсь, никогда не окажутся ни Славик, ни Машенька.
С тем и расстается с вами теперь уже на три года ваш любящий - С.
22 октября 65 года.
Здравствуй, мой милый, далекий!
Когда-то - давным-давно!
– я обещала начинать этими словами каждое письмо к тебе. И - увы - обещания не выполнила. Начинала письма по-разному. В сущности, греха в этом большого нет, но, видимо, не надо было обещать...