Переплетения
Шрифт:
Может, позвонить какому-нибудь терапевту, подумал он и громко рассмеялся.
Конечно, и обязательно! Он уселся за стол и набрал номер Рудского. Трубку долго не снимали. Он хотел уже положить свою, когда услышал щелчок.
– Да, – голос, казалось, доносился с Камчатки.
Шацкий представился и потребовал, чтобы Рудский пришел к нему как можно скорее. После сегодняшних допросов становилось ясно, что личность врача и странная терапия могут оказаться ключом к этому делу. Рудский извинился, сказав, что с утра лежит с высокой температурой. «Отдаю себе отчет, – сказал он, – что это звучит как идиотская отговорка, но я на самом деле не могу прийти. Зато охотно приму пана прокурора у себя».
Шацкий
Положил трубку и выругался. Он ведь обещал Веронике прийти к пяти часам и остаться с малышкой: жена собиралась на матч. Он мог бы, конечно, объяснить ей, и она, вероятно, даже поняла бы, но… Вот именно, «но». Он позвонил еще раз Рудскому и перенес визит на девять утра следующего дня. Врач обрадовался, пообещав сделать все возможное, чтобы к тому времени встать на ноги и быть в полном разуме.
35
Охота — район в центральной части левобережной Варшавы.
Шацкому показалась странной данная формулировка. В конце концов, грипп – не шизофрения.
Хеля прыгала от восторга. Она уже три раза обыграла отца в «китайца» [36] (один раз, когда она закончила, у него все фишки были на месте). Теперь все указывало на то, что она выиграет и в лотерею. У нее было на две пары больше, а на полу лежало с десяток карт для раздачи. Пять пар. И ее ход. Если она не ошибется, вечер будет принадлежать ей. Она открыла карту – сосна в снегу. Уверенным жестом открыла следующую – сосна в снегу. Ничего не сказав, она посмотрела на отца победоносным взглядом. Положила карты на свою стопку и тщательно подсчитала разницу.
36
«Китаец» — польское название старинной немецкой планшетной игры «Mensch, argere Dich nicht» («Парень, не сердись»).
– У меня на три больше, – заявила она.
– Еще не конец, – заметил Шацкий. – Давай.
Девочка быстро открыла карту. Птичка. Она сморщила лоб. Потянулась к карте, лежащей рядом, и заколебалась. Вопросительно взглянула на отца. Шацкий знал, что там птичка, но лишь пожал плечами. Сегодня без подсказок. Хеля передумала и открыла другую карту – барсука.
– О нет, – простонала она.
– О да, – ответил Шацкий и забрал обеих птичек. Оставалось еще три пары, а у него недоставало всего двух. Он знал, какие карты остались. Показал дочке язык и открыл того же барсука, что она минуту назад.
Хелька закрыла лицо руками.
– Я не хочу на это смотреть, – заявила она.
Шацкий притворился, что задумался.
– А где тот второй барсук? Мы вообще его открывали?
Хеля покивала, глядя на отца сквозь слегка раздвинутые пальцы. Шацкий остановил руку над картой с барсуком. Дочка закрыла глаза. Он в душе засмеялся, передвинул руку и открыл карту с малиной.
– О нет, – простонал он.
– О да! – крикнула Хеля, быстро собрала оставшиеся три пары и бросилась ему на шею. – Ну, скажи, кто у нас королева лотереи?
– Я – король лотереи! – заявил бессовестный Шацкий.
– Вот и нет!
– Вот и да. Сегодня случайно проиграл.
– Вот и нет!
Хлопнула дверь. Вероника вернулась.
– Мама, знаешь, сколько раз я выиграла у папы в «китайца»?
– Нет.
– Три раза! И один раз в лотерею.
– Чудесно, может, тебе стоит поиграть в футбол за «Легию» Варшавы?
Шацкий собрал лотерею в коробку, встал с пола и направился в прихожую. Жена швырнула трехцветный шарф на вешалку. Одета она была, как положено на матч: тонкий гольф, ветровка, джинсы, высокие кроссовки. Линзы вместо очков. Стадион на Лазенковской был неподходящим местом для демонстрации женских прелестей.
– Неужели выиграли?
– Ничья, но почти выиграли. Влодарчик упустил три стопроцентных момента, даже я бы забила. Последние двадцать минут играли вдесятером, потому что кретин Новацкий получил две желтые. Сначала – за фол, потом – за бессмысленную симуляцию. Идиот! Но мы вели весь матч…
– А кто забил?
– Карван, головой, с подачи Влодарчика. «Гоцлин» сравнял счет за пару минут до конца. Стыдоба, что и говорить.
– Когда ответный матч?
– Пятнадцатого.
– Поедешь?
– Не знаю. Не хочу слушать, как стадион сельских придурков орет: «Легла, легла уже Варшава».
Шацкий кивнул с пониманием и отправился на кухню готовить ужин. Вероника пришла к нему покурить. Делая бутерброды, он рассказывал ей о деле Теляка и сегодняшних допросах.
– Любопытно, Бабинич мне как-то говорил о подобной терапии. Я помню, мне это показалось сектой.
– Простите, в нашем доме снова появился маэстро Бабинич, – вмешался Шацкий, не поднимая головы от доски, где резал помидоры для салата с фетой и зернами подсолнечника.
– Тео, умоляю, не будь занудой. Я ведь не спрашиваю, кто из стажерок готовит тебе кофе.
– Я сам себе готовлю.
– Можно подумать, мы с тобой вчера познакомились. Нет?
Он пожал плечами. Ему не хотелось ссориться.
Когда-то это были просто шутки. Потом в шутках стала проявляться ревность. Теперь подобные разговоры быстро переходили в агрессивное раздражение с обеих сторон.
Он приготовил салат, положил себе, загнал дочку в ванную и сел за компьютер. Нужно отключиться на время от мира, то есть поиграть. Он гордился тем, что прошел все стадии эволюции в этой области, от ZX Spectrum и Atari с играми, вводимыми с магнитной ленты, через C64 и Amigа с дискетками, до первых PC с черно-белым зеленоватым монитором и, наконец, современных машин, которые в миллионах оттенков цвета и реальном времени рисовали на экране PG-альтернативные миры. Он был уверен, что более совершенные игры с более интересными фабулами вскоре станут элементом культуры, наряду с романами Дэна Брауна и фильмами Спилберга. Правда, мир игр еще не дождался своего «Имени розы» или «Амадея», но это вопрос времени. Обычно он погружался в игры с приключениями и тактические игры действия, но сегодня захотелось стать «единственным справедливым» на тропическом острове, где очень злой доктор проводил генетические эксперименты, пользуясь охраной очень злых наемников. Если бы участники судебных процессов могли догадаться, чем занимается вечерами высокомерный, седой – несмотря на свои тридцать шесть лет, – безукоризненно одетый прокурор! Ему хотелось смеяться всякий раз, когда он включал компьютер.
– Ты, кажется, собираешься поиграть?
– Полчаса, – ответил он, сердясь на себя за то, что приходится оправдываться.
– Я думала, мы с тобой поговорим…
Конечно, он почувствовал себя виноватым.
– Поговорим через полчаса. Ты же еще не будешь спать.
– Не знаю, я устала. Может, лягу пораньше.
– Я, правда, скоро закончу. Только дойду до сейва, – ответил он автоматически, уже сосредоточившись на снайпере, который притаился на мостике разбитого японского авианосца.