Переполох в Тридевятом, или Как женить Кощея

Суворова Катерина

На что мужчина лишь довольно засмеялся, ведь Сима ОТВЕТИЛА на поцелуй.

Дня три Серафима ходила, словно воды в рот набрав — мысли путались, сердечко, словно птичка в клетке, металось из стороны в сторону, не зная, как реагировать на последние действия Кощея.

Поцеловал! Этот дрыщ сухой… Хотя какой из него теперь дрыщ — вон, какие габариты приобрел за то время, пока она с подругой к Яге ходили.

Кощей стал выше, мощнее, сильнее и, чего уж там лукавить, намного привлекательнее. А как он ее поцеловал!..

За все те года,

что Сима прожила на свете, ее еще ни разу ТАК не целовали! Настолько ласковыми и нежными были его губы. Он целовал без напора, а скорее спрашивая разрешения, словно пытался впитать в себя женщину, почувствовать ее состояние… Ласково, головокружительно… Симе до сих пор казалось, что она чувствует вкус того поцелуя — нотки цитрусовых и чего-то сладковатого…

Упоительные ощущения…

А их внезапное столкновение? Именно тогда Серафима ощутила те налитые тяжестью мускулы, стальные мышцы, что проступали даже через одежду… Женщина помнила, как было приятно прикоснуться к Кощею — словно к твердой непробиваемой стене, но при этом теплой и приятной (очень приятной) на ощупь.

Поцелуй хозяина замка все перевернул с ног на голову в душе предприимчивой Серафимы, пропал аппетит, голова постоянно забита мыслями о невероятном мужчине, очень часто запирающемся в своей спальне… Нелюдимый, непреклонный, невозможный…

Васька все время как-то пытался «задеть» Симу, спровоцировать, но женщина не обращала на этого лохматого вредителя особого внимания — он для не сейчас не более, чем надоедливое насекомое… Ага, только размером с немаленькую собаку!

Любаша тоже допытывалась, что же случилось, но Сима не желала рассказывать о том, что произошло в покоях Кощея — это никого не касается, кроме нее самой и Бессмертного гада.

Казалось, что женщина мыслями находится где-то далеко, витая в облаках и иногда заливаясь румянцем на щеках, глаза подозрительно блестели, а иногда взгляд становился потухшим, а на губах появлялась печальная улыбка.

Дни, точно в калейдоскопе сменяли один — другой. Любаша, все ж-таки, отстала с расспросами и занималась своими привычными делами, Наська и вовсе с опаской поглядывала на Симу, опасаясь даже подходить, Васька, поняв, что не добьется от женщины какой-либо реакции, расслабился и начал наслаждаться жизнью, все время повторяя, что из-за необычайно молчаливой Серафимы жизнь в замке стала намного спокойнее…

«Ну-ну, коврик ты мохнатый, как только разберусь с тем, что творится в моей душе, сразу же тебе «веселенькую» жизнь устрою!» — думала она, занимаясь своими привычными делами.

После того поцелуя и столкновения, Кощей более не призывал ее к себе — еду в покои все время относила либо Наська, либо чернавка, но только не она. Да и, если честно, Сима не знала, как вести себя при встрече с ним, что говорить…

Из ступора женщину вывела Любаша, вошедшая на кухню с небольшой корзинкой фруктов. Ошарашенный взгляд, румянец на щеках, мечтательная улыбка на устах.

— Любань, — не выдержала Симка, обращаясь к подруге. — Ты чего это?

— Ась? — не поняла кухарка, ставя на стол корзинку.

— Я спрашиваю, что с тобой в саду такого приключилась — ты такая загадочная, прям?

— Сим, вот, не поверишь, но, кажись, я Горыныча сковородой отдубасила.

— Чего? — выпучила глаза подруга.

Василий же, довольно нежившийся на подоконнике, резко подпрыгнул и весь ощетинился — глаза дикие, шерсть дыбом, мордочка оскаленная. Жутковатое зрелище.

— Ворюга трехглавый! Змей проклятый! — шипел Васька. — Он вечно девушек ворует! Ты, Любашшшша, почччччему не сссказала, чччто видела ззззмея?

— А зачем тебе? — пожала плечами она, вынимая из корзины фрукты и раскладывая их на столе.

— Как зачччем? Как это заччччем?! — взъярился кот, спрыгивая с подоконника. Как он под ним только не развалился — немаленький ведь. — Я бы показал этому Гаду Змеевичу, где раки зимуют!

— Красивый он, — мечтательно улыбнулась кухарка. — Аж сердечко замерло, когда увидела.

— Подожди… Горыныч красивый? — удивился кот, тут же перестав шипеть и вздыбливать шерсть. — Этот трехголовый ящер-переросток…

— Я бы сказала, мутант, — поправила кота Сима, офигевая от слов подруги.

— Точно! — поддакнул Васька. (Ну просто поразительное единение мыслей!) — Ящер-переросток-мутант! Как он может показаться тебе красивым? А я? Как же я? Я ведь краше него!

— Бесспорно, Василий Леопольдович, вы прекрасное создание, но вы, уважаемый — кот, а Горыныч… Ах… — вздохнула Люба, мечтательно улыбнувшись и прижав к груди грушу. — Какой же он красивый… А я его сковородой.

— Погоди, какой еще сковородой, ты же туда без нее ушла? — удивилась Симка, беря со стола немытую грушу и, вытерев ее о подол, откусила.

— Не знаю. — пожала плечами кухарка. — Она как-то сама, раз, и в руке появилась.

— Магия! — тут же догадался Ученый, довольно кивнув. — Бытовая магия в тебе, уважаемая Любовь Васильна, просыпается. Сковорода для тебя привычный инструмент, и в момент опасности ты непроизвольно спроецировала ее, вот она и возникла из ниоткуда. А то, что ты Горынычу по голове настучала — хорошо. Может теперь прекратит дев красных воровать да сжирать почем зря.

— Как сжирать?! — пораженно выдохнула Любаня, резко приземлившись пятой точкой на скамью, расположившейся у стола.

— А вот так, он их похищает, и больше о девах ничего не слышно. Никогда! Еще ни одна не вернулась от Змея.

— Вот гад! — разозлилась Люба, и в ее руке тут же, словно из воздуха, возникла та самая сковородка, которой она не так давно отделала садового вора.

— Чудеса-а-а! — выдохнула пораженная Сима. — Просто волшебство какое-то.

— Ну вот, о чем я, собственно, и говорил. — Важно виляя хвостом, заметил кот.