Переправа
Шрифт:
— Шутю, шутю, — сказал мальчишка. — Почему ты не пришел?
— Задержался, сынка. Ты же знаешь, какая у твоего папки важная работа. Сегодня даже сам генерал приезжал смотреть. Собирай игрушки, завтра подольше погуляем.
— Ты каждый день обещаешь… И на самолете покататься, и на море сколько раз обещал. И луноход обещал купить… А мы все не едем…
— Поедем, сынка. Поправится наша мама, и поедем.
— Да-да, ты всегда так говоришь, а мама все не поправляется и не поправляется…
Они собрали, наконец, игрушки и пошли. Большой и маленький, держась за руки. Когда они проходили под фонарем, я узнал капитана Дименкова… Громы планетные! Так вот почему я не мог узнать его — я никогда не слышал у Дименкова такого голоса…
Глава XXV
— Где это вы пропадали всю ночь, гражданин Малахов?
— Я же тебя предупредил, что поеду в город.
— А какую фильму смотрели?
Малахов подавился борщом и закашлялся надолго. Хуторчук неспешно намазал на кусочек хлеба горчицу, присолил и, отправив все это в рот, зажмурился от удовольствия.
— С чего ты взял? — спросил Малахов, вытирая вспотевшее от напряжения лицо.
— С билетов, сударь. Чтобы замести следы бурной жизни, умные люди их выбрасывают, а не хранят в карманах вместе с носовыми платками. Прошу…
И он жестом фокусника положил на стол два использованных билета в кино.
— Вы обронили их, сударь, когда вытирали ручки, брезгуя общим полотенцем.
— Ну, знаешь… Это старые билеты.
— Ага. Со вчерашнего дня они здорово успели постареть.
Малахов отодвинул тарелку.
— Не понимаю, Виталий, почему ты взял на себя роль ментора? Допустим, я ходил вчера в кино. Что дальше?
— Ничего. Ходи себе на здоровье. А с кем, не секрет?
— Не секрет. С Ксюшей Груздевой. Потом я проводил ее до общежития. Какие подробности еще тебя интересуют?
Но Виталий был невозмутим и небрежно ироничен.
— Естественно. Не бросать же девушку на улице. Тем более такую девушку…
— Объяснись, — еле сдерживая закипавшую в нем злость, попросил Малахов, — что значит — такую?
— Дочь начальника, — спокойно сказал Хуторчук, — я уже предупреждал тебя, но ты…
Он замолчал. Раздатчик принес картошку с тушенкой и клюквенный кисель.
— Но ты остался глух, — продолжал Виталий вполголоса, когда раздатчик скрылся в кухне, — с дочками начальников не шутят.
Малахов обиделся всерьез. Хуторчук говорил с ним так, словно он, Малахов, пошлый фат, от которого нужно оберегать девушек.
— Для меня все равно, чья она дочь — министра или уборщицы, — сказал он с мрачным достоинством, — не понимаю, что дает тебе право обвинять меня в подобном… в подобном…
Он поискал точное слово, не нашел и обиженно уткнулся в тарелку. Хуторчук виновато улыбнулся, тронул Малахова за локоть.
— Прости, Боря. Неловко получилось. Я тебя не обвиняю… Беспокоюсь о тебе — это верно. Когда испытаешь на себе…
Он замолчал и стал задумчиво катать по столу хлебный шарик. Малахов подождал, потом сказал с недоумением:
— Ты все время как-то странно говоришь… намеки, недосказы. Хочешь, чтоб я сам догадался? Извини, не буду. Не люблю гадать о личной жизни моих друзей.
— И правильно делаешь. Личная жизнь друзей не всегда кино. Иногда драма. Чаще — комедия…
— А у тебя?
— У меня оборванная кинолента.
— Ты… был женат?
— Был.
Он встал, надел фуражку и снова стал энергичным старшим лейтенантом Хуторчуком, ежесекундно готовым к труду и обороне.
— И хватит об этом, филолог. Пошли домой, отдохнем до пятнадцати сорока. Возражения есть?
В комнате было свежо. Уходя в полк, они всегда оставляли форточку открытой, хотя батареи грели слабо. Малахов лег на кровать и укрылся пледом, привезенным из дома. Он начал было задремывать, когда Хуторчук сказал:
— Я был женат, Боря, на очень милой, очень красивой девушке… Но однажды…
Он замолчал. Малахов приподнялся на локте и взглянул на Виталия поверх тумбочки. Хуторчук лежал на спине, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. В этой позе он лежал всегда, когда одолевали его серьезные и невеселые мысли. Малахов подождал немного и напомнил:
— Но однажды?..
— Однажды моя милая и очень красивая жена сказала, что лучше бы она вышла замуж за Славу Куранова, своего однокурсника, который любил ее и не раз предлагал сердце и жилплощадь… Правда, вместе с предками, сказала моя очень милая жена, но его предки тоже очень и очень милые и известные люди… Так вот, лучше бы она вышла за него.
— Почему?
— Потому что Слава работает в Главке на должности с хорошим окладом — не чета моему лейтенантскому содержанию. Каждый день приходит домой вовремя, а ты, то есть я, с утра до ночи в своей армии… Дежурства, командировки, учения… Никакой личной жизни. Да плюс жизнь не в городе, а где-то в гарнизоне. Я молча собрал в чемодан казенные шмотки и ушел.
— Так сразу? — поразился Малахов. — Ты… ты не любил ее?
— И сейчас люблю, — ровным голосом сказал Хуторчук.
— Не понимаю… Как же ты мог?! Мало ли что она сказала в раздражении. Нельзя на всякую ерунду обращать внимание!
Хуторчук резко выпростал руки и сел.
— Спокойнее, филолог. В этих вопросах ерунды нет. Если она вспомнила о Куранове, значит, ей все равно, за кем быть замужем… Не я, Виталий Хуторчук, один-единственный из всех мужиков планеты ей нужен, а удобный муж с хорошим окладом. Я так не согласен. И все. Точка.
— Все-таки это жестоко, — подумав, сказал Малахов.
— А жизнь вообще жестокая штука, если не юлить и не приспосабливаться к удобненькому и тепленькому. Я считаю, Борис, если работать, так в полную силу. Любить — тоже. А иначе зачем? Ладно, филолог, поговорили и будя.
Хуторчук лег лицом к стене и затих. А у Малахова напрочь пропал сон. Он думал о Ксюше и о Виталии. Поступок друга был для него непостижимым. «Нельзя так рубить», — думал Малахов, сознавая в то же время, что человеческое достоинство и половинчатость, всепрощение несовместны. Конечно, его забота теперь понятна, но у них с Ксюшей сложились добрые, товарищеские отношения. Разве не могут просто и хорошо дружить женщина и мужчина? Ну, а если серьезно? Во-первых, он не собирается оставаться в армии, а если… Ксюша выросла в семье военного и хорошо знает, что такое служба. Она-то никогда не упрекнет мужа за то, что он работает в полную силу. Тут Виталий прав: служить так служить, а иначе зачем? Да и солдаты мгновенно усекают, с каким настроением служит офицер, и соответственно к нему относятся. Недаром Виталию солдаты даже подражают во всем. Малахов вспомнил, как обрадовались его воины, когда после развода он раздал им распечатанные экземпляры песни. Мишка не подкачает, подберет хорошую мелодию. То-то будет разговоров в полку после строевого смотра… А завтра снова тренировочный выезд. Надо с этим делом поднажать, а то вдруг…