Перепутья
Шрифт:
– Вообще ничего?
Марк раздосадовано развел руками:
– Вообще. Я и дальше-то помню только урывками. Мне было очень дерьмово, я страшно кашлял, меня лихорадило. Помню каких-то торговцев, которые мне помогли. Помню врачей. Помню корабль. Но окончательно я пришел в себя только в Неаполе, уже в начале марта. Оказалось, что торговцы ехали туда, и взяли меня с собой. Не знаю, какая муха их покусала, но, если бы не они, я бы давно умер.
– Они не знали, кто ты?
Марк помотал головой:
– Тогда и я сам не знал. Как будто обухом по голове ударили. Хотя почему “как”? – Марк наклонил голову и продемонстрировал Алу шрам на темечке, поверх которого не росли волосы, - А дальше ты знаешь.
– Ликаон, - протянул Ал. Марк вздрогнул и кивнул, - Но… - в неверии, Ал потряс головой, - Но как? Почему?
Марк развел руками:
– Извини, на эти вопросы у меня ответов нет. Ликаон был моим рабом. Я подписал ему вольную… Около полугода назад. Видимо, у него что-то сильно не задалось в жизни, раз он так быстро докатился до охранника каменоломни.
– И… Он что, тебя не узнал? Ну тогда, в Неаполе.
– Наоборот, узнал, - Марк грустно усмехнулся.
– И… И ты даже не… - Ал никак не мог сформулировать мысль, настолько дикой была вся ситуация в совокупности.
Марк зашелся в приступе нервного смеха, который быстро перешел в кашель:
– Альберт…
От неожиданности Ал отпрянул.
– Альбин, - поправил он, - Лучше Альбин, я уже привык.
Марк не стал спорить:
– Хорошо. Альбин, если бы я тогда сказал, кто я, меня бы на следующий же день приколотили к кресту. Да, потом бы разобрались и тем, кто меня убил, не поздоровилось бы, но мне было бы уже все равно. Думаю, Ликаон специально все подстроил. Думаю, он хотел мне за что-то отомстить, но за что – убей, не знаю.
Марк говорил абсолютно спокойно, с усмешкой на лице, но по спине Ала все равно строем шли мурашки. Представить, что стояло за этими словами, было совсем не сложно.
– Ладно, черт с ним с Ликаоном, черт с ними с торговцами, но неужели тебя… Вообще никто не узнал?
Марк хохотнул:
– А как? Я сам себя тогда в зеркале не узнавал, куда уж остальным.
Они помолчали. В водной глади отражались плывущие по небу белые облака. Суша виднелась на горизонте. Ветер свистел в ушах, заглушая плеск небольших волн.
– И что дальше думаешь делать, Марк? – не отрывая взгляда от моря, спросил Ал.
– Пока не знаю, - отозвался Марк, - Вас на Сицилию отвезу, а дальше посмотрим. Если Цезарь действительно жив, это все меняет.
Ал смерил его недоуменным взглядом, и Марк вздернул бровь:
– Что такое?
– Да нет, ничего, - Ал помотал головой.
Водная гладь, мерная качка и даже приглушенные палубой пьяные крики рабов настраивали на медитативный лад – и разрушать эту идиллию тяжелыми разговорами не хотелось.
Но пришлось.
– Альбин, как ты оказался на Китере? – вопрос разрезал идиллию как нож масло.
Правда за правду, да?
Марк выложил все свои карты на стол, теперь пришла очередь Ала.
[1] Я не понял ни слова из того, что вы сказали. Может быть, другой диалект? Вы откуда конкретно? (франц.)
[2] Про роль Юнии в этой истории – предположение автора. Она сводная сестра Марка Юния Брута, вряд ли она вообще никак не отреагировала на импульсивный порыв мужа убить ее сводного брата.
[3] Весь состав заговорщиков не прожил дольше битвы при Филиппах. Если бы 16 марта 44ого Лепида не держали вдесятером, он бы взял Капитолий штурмом – и все могло бы закончиться точно так же, только без очередного раунда гражданских войн, которые по итогу убили Республику.
Легат (Марк Агриппа II)
Запах большой войны витал в воздухе.
Хорошенько засунув голову в песок, его можно было не замечать. Игнорировать. Списывать на больное воображение.
Но запах никуда не уходил и становился с каждым днем все сильнее. На узеньких улочках сицилийских городов только и звучали обеспокоенные перешептывания – и Агриппа только что подсыпал в костер зарождающихся слухов еще больше дров.
Проводить донабор в легионы незаметно было невозможно. Помпей понимал это – и именно поэтому отправил его искать людей подальше от Лилибея.
Подальше от пугливых беглецов от режима триумвирата. Слишком многие из них были в хороших отношениях с Цезарем. Слишком многие из них могли отказаться поднять против его оружие – а в худшем случае, могли еще и увести с собой часть необходимых, как воздух, легионов.
Для них была заготовлена совсем другая легенда.
В таблинуме они были одни. Осторожный Помпей выгнал даже своих приближенных вольноотпущенников.
– Чушь какая-то, - Агриппа отложил совместное письмо от Бальба и Мессалы Руфа. Помпей, которому оно было адресовано, с ухмылкой смотрел на него, - Только не говори мне, что ты всерьез…
Помпей не удержался – и рассмеялся в голос:
– Агриппа, а вот сейчас было обидно!
– Но ты же пытался договориться с нами, - Агриппа недоуменно почесал голову.
– И с Антонием пытался, пока он сквозь землю не провалился, - Помпей кивнул, - Но это совсем не одно и то же. Никто из вас не убивал моего отца[1].
– Так и он не убивал, - резонно заметил Агриппа.
Настроение Помпея сменилось в мгновение ока.
– Если бы не этот бой[2], отец никогда не поплыл бы в Египет и Габиний никогда бы не осмелился поднять на него меч! – подскочив с кресла, он ударил кулаком по несчастному столу, на котором покоилась карта, - Думаешь, мне нравится сидеть в этой заднице на птичьих правах? Думаешь, я не знаю, кому я должен сказать за это спасибо?!